Михаил Ишков - Вольф Мессинг

Да-да, в самом обычном телефонном звонке, на который отважился хозяин пивной, как только в его заведение вновь появился экзотический незнакомец и заказал кофе и сосиски. Цепь выстраивалась самая незатейливая — кто-то случайно брякнул, в Берлине, мол, еще не перевелись сумасшедшие, которые направляются в пивную пить кофе. Не исключено, что это был сам хозяин, приглядывавший за каждым, кто посещает его заведение. Этот анекдот дошел до товарища Рейнхарда, и тот как человек, склонный к конспирации, готовый отразить любые происки оппозиционеров, мешающих революционной борьбе, поинтересовался, кем был этот чудак? Смекнув, что незнакомец очень напоминает небезызвестного Мессинга, десять лет назад сбежавшего из поезда, направлявшегося в Москву, Рейнхард попросил хозяина звякнуть, если этот господин вновь появится в бирштубе.

Такое бесхитростное объяснение невероятной прозорливости товарища Рейнхарда, смутило меня и в то же время подарило надежду.

На встречу я отправился, отпросившись на представление в Винтергартен. Вел себя как школьник, разве что не хныкал и не размазывал сопли по щекам. В середине представления, когда упитанные фрау принялись лихо вскидывать соблазнительные, полненькие ноги, отправился в туалет, оттуда черным ходом, незамеченным, выскользнул на улицу.

Рейнхард был холоден со мной и, как и прежде, неумолим до смешного. Я так и заявил — не будем смешить товарищей, Гюнтер. Я не давал никаких подписок, обязательств, не клялся на «Капитале», так что нечего пугать меня партийным судом.

— Ты просил о помощи, товарищ, — напомнил Рейнхард.

Я сразу сник, признался.

— Угодил в ловушку. В лапы к дьяволу.

В этот момент дьявол собственной персоной появился в зале и, осмотревшись, направился к нашему столику. Он устроился за столиком, заказал пиво.

— Ты преувеличиваешь, Вольфи. Я всего лишь деловой человек. У меня есть хватка, и свой гешефт я не упущу.

Затем он обратился к Рейнхарду.

— Как будем делить Мессинга, дружище? Вдоль или поперек? Возможно, господин депутат согласится войти в долю?

Я удивленно глянул на Рейнхарда. Тот по-прежнему отмалчивался, тогда я перевел взгляд на Вайскруфта.

Вилли кивнул подтверждая.

— Да-да, господин-товарищ Рейнхард, секретарь Берлинского городского комитета, — народный избранник. Теперь его нельзя даже пальцем тронуть, не то, что кастетом или полицейской дубинкой. Могу добавить, господин депутат относится к числу тех парламентариев, кто еще не окончательно потерял голову. Я слыхал, у него существенные разногласия с теми, кто готов с потрохами продать Германию усатому дядьке из Кремля.

— Наши разногласия вас не касаются, — подал голос Рейнхард. — Против наци мы выступаем единым фронтом.

— Оно и видно, — по-русски откликнулся Вилли, — как много единства в ваших рядах. Ротфронтовец с удовольствием колотит члена «Железного фронта», [52]а тот в свою очередь — ротфронтовца…

— А вместе, общими усилиями мы колотим фашистов, — закончил фразу Рейнхард.

Я, оказавшийся лишним при выяснении кто кого колотит в обезумевшей, расколотой Германии, с тоской задумался о том, что пока они дерутся друг с другом, мне вряд ли суждено вырваться из объятий Вилли. Я проклял себя за неосторожность, допущенную в Винтергартене. Мне стало не по себе от бесспорного подтверждения того факта, что Вилли действительно на короткой ноге с оккультным пространством. Выходит, Вайскруфт — паранорматик, иначе как он догадался о месте и времени встречи? Неужели он и на территории тайны обладает реальной властью? Тогда все мои попытки вырваться из-под его опеки бесполезны. В этом случае надо хотя бы понять, как ему это удается.

Я сосредоточился на беседе, которую вели двое классово различных мистика. Гюнтеру удалось втянуть Вилли в спор по поводу политической платформы, с которой фашисты выступят на внеочередных выборах в рейхстаг. Оба согласились, что в данной политической ситуации избежать их не удастся. [53]Рейнхард — не знаю, намеренно или случайно, — отвлек Вилли, и я попытался проникнуть в святая святых моего нового импресарио.

При внимательном изучении мыслей Вилли выявилась неприятная для меня подробность. Его всезнание, его панибратское обращение с тайной, непоколебимая уверенность в праве повелевать мною, основывалось на моих собственных ошибках. Впрочем, его вожак — тот, с усиками, — действовал подобным же образом. Разнился только объект. С одной стороны, нервный, обладающий странным даром, субъект, чуть что готовый дать деру; с другой — миллионноголовое существо, привлеченное вкусным запахом варева, изготовляемое умельцами из всевозможных «измов» и «стей».

Прежде всего, напор, прочь сомнения! Доводы разума? Чепуха! На любой ваш довод можно выставить противоположный (каким бы глупым или демагогичным он не казался) — следовательно, разум не имеет значения. Куда важнее довериться неясным потребностям, вожделениям, привычкам, пристрастиям, предрассудкам, наконец. Здоровое национальное чувство способно пересилить любые доводы, тем более если в кармане припрятано достоверное знание о будущем, а оно доступно немногим — тем, кто властвуют в сфере духовного.

С высоты четырнадцатого этажа предупреждаю — это чрезвычайно веские аргументы, и к ним следует относиться с полной серьезностью, обязательно взвешивать и отбрасывать решительно.

Что касается Вили, прозрение — или, точнее, подсказка разума, — оказалась убийственной для меня. Винтергартен оказался ни при чем — меня пасли возле бирштубе! Вот куда надо было пробираться с черного хода! Здесь меня поджидал Кепенник, неделю назад обнаруживший, что, гуляя по городу, я завернул «в логово к красным». С того момента, стоило мне выйти в город, Вайскруфт тут же ставил пост у «Хелены». Сегодня им повезло — господин Кепенник из уличного телефона-автомата сообщил, что «объект прибыл».

Не менее досадным было и следующее открытие — они научились ловко прятать свои мысли.

Кепенник за все время наблюдения ни разу не вспомнил о Мессинге. Притаившись в телефонной будке, он насвистывал модную песенку и активно соображал, как бы половчее избавиться от фрау Кепенник и отправиться с некоей Лили в кинотеатр. Премиальные, которыми их щедро снабжал шеф, пришлись очень кстати. Это была весьма эффективная линия защиты. Помнится, при подходе к пивной я уловил такое имя — Лили, но какое мне дело до маленькой капризной шлюшки.

Возле стоянки такси меня ждал его напарник — теперь мне стало ясно, чьи незамысловатые мечты долетели до меня. Этот сыскарь воображал — было бы здорово понаблюдать за Лени Рифеншталь и уберечь ее от злоумышленников. Например, от сексуального маньяка, которых в ту пору в Германии развелось видимо-невидимо. Чтобы защитить ее, сыщик не поленился бы залезть к ней в постель. Заодно можно было бы выяснить, что она прячет в шелковых трусиках.