Михаил Ишков - Вольф Мессинг

Точнее, успех гастролей.

С началом войны Сима, по слухам, попыталась выбраться из Бреста — решила добраться до своей Клевани. Если она попала в руки к немцам, это до конца жизни будет на моей совести! За это я и теперь, на высоте четырнадцатого этажа держу ответ. Все заслонила мысль о том, что если фортуна повернулась ко мне лицом, успей схватить удачу.

Чтобы прояснить ближайшее будущее, я прислушался к разговору сопровождавших меня военных, однако рев моторов напрочь глушил их голоса. Я отважился проникнуть в их мысли, однако не смог уловить ничего, кроме восхищения «скоростным бомбардировщиком», на котором мы летели, десятка полтора непонятных специфических терминов и малосвязанных между собою фраз, например «наше небо — наша крепость», «самолет — лучший оратор летчика» или «неплохо потрудились на пролетариат буржуазные спецы». К Мессингу эта абракадабра не имела никакого отношения. Мессинг для них как бы не существовал, а если и существовал, то в форме некоего бездушного груза, который необходимо доставить к месту назначения и в срок. Как раз место назначения больше всего волновало меня, но я никак не мог докопаться до ответа. Здесь было что-то не так. Военные не производили впечатления слабоумных или, что еще невероятней, безответственных служак. Они не могли не думать о точном исполнении приказа, но они не думали! Это были крепкие, лощенные, умеющие в нужный момент забыть обо всем второстепенном и сосредоточиться на выполнении задания товарищи. Возможно, разгадка заключалась в том, что я еще плохо разбирался в советской терминологии? Или дело в том, что они куда лучше Кеппеника и его дружков были подготовлены к встрече с таким несуразным объектом как Мессинг?

Это был тревожный сигнал.

Пытаясь развернуть их мысли в свою сторону, я напомнил о себе.

— Я не заплатил за номер в гостинице.

Они, все трое, засмеялись:

— Не волнуйтесь, Вольф Григорьевич, заплатят…

— И чемоданчик там остался …

— И чемоданчик никуда не денется.

На этом наше общение закончилось. Их мысли вернулись в привычное русло.

Действительно, чемодан ждал меня на аэродроме, в громадном черном автомобиле — настоящем шевролете, — куда меня посадили сразу после посадки. Счет за номер в гостинице мне так и не прислали, видно, кто-то действительно рассчитался за меня по счету.

Пока мчались по ночному городу, я успокаивал себя фантазией — было бы неплохо въехать на таком же шевролете, только белом и еще более громадном, на наш рынок в Гуре.

На рынок сбежались бы все, кто проживал в нашем штетеле. Оркестр пожарников исполнил бы туш, бургомистр с золотой цепью на груди произнес речь. Полицейские едва сдерживали толпу, которая стремилась прорваться ко мне как хасиды к цадику. Бургомистр заявил бы — Гура Кальвария гордится своим сыном! Все закричали «ура» и спели «сто лят, сто лят нехай жие нам!» Я не стал бы сдерживать слезы, схватил бы микрофон и пообещал за свой счет построить среднюю школу, больницу и приют для престарелых. Народ будет в восторге, а мне только того и надо. Я, знай себе, бормотал бы сквозь зубы: «Нате вам Вельвеле Мессинга, который и в школу никогда не ходил и для которого не нашлось невесты в этом проклятом штетеле! Вот вам кабцан, кортенверфер Вольф Мессинг!»

Была у меня еще одна мечта — только, пожалуйста, не смейтесь! Неподалеку от Гуры расположено глухое захолустье, называется Черск. Там, на берегу Вислы темнеет полуразрушенный средневековый замок. Говорят, ему лет шестьсот и принадлежал он когда-то какой-то итальянской королеве. Мальчишкой я смотрел с его башни, с осыпавшегося крепостного вала на речную долину и окрестные сады. В пору цветения яблонь, вид был незабываемый!

Это были лучшие минуты моего детства. Фантазия рвалась на волю! Я воображал себя хозяином замка, судил и миловал подданных, отправлялся в поход, ловил рыбу в Висле. Отчего бы, если заведутся денежки — а они после этой поездки должны были завестись, — не купить эти развалины и не восстановить их в прежнем великолепии? То, что Черск далеко и там теперь хозяйничают сынки фюрера, ни капельки не смущало, ведь, убаюканный в машине я одномоментно погрузился в сулонг и краем глаза различил в будущем притаившегося на башне красноармейца. Он разглядывал окрестности в странную, V-образную подзорную трубу, затем что-то скороговоркой кричал в телефонную трубку. Вслед за этим в западной стороне гроздьями вспыхивали блестки артиллерийских разрывов.

Скажете, дурацкие, наивные мечты, но о чем прикажете размышлять, когда тебя везут через незнакомый город, и ты боишься догадаться, куда тебя везут.

Я готовил себя к встрече с очень высокопоставленным лицом. Не надо быть телепатом, чтобы смекнуть — если власти расщедрились на самолет, если к Пономаренко меня доставили два человека, а в самолете меня стерегли трое вышколенных, умеющих прятать свои мысли офицеров, значит, Мессинг пошел в гору и его везут к главному балабосу [60]страны Советов.

…Автомобиль подкатил к воротам с пристроенными по бокам массивными будками, замыкавшими громадный деревянный забор. Из правой будки вышел охранник, внимательно осмотрел всех, сидевших в салоне, затем створки ворот раздвинулись и нас пропустили на территорию.

Домик, вернее, дача, был невелик, одноэтажен, с двумя террасами, одна из которых, куда левым боком подъехал автомобиль, была освещена.

Меня провели в прихожую, здесь помогли раздеться. Я снял галоши с лакированных штиблет, в которых выходил на сцену и некоторое время мялся, соображая, куда засунуть эту резиновую рвань. Сопровождавший меня охранник указал на коврик перед входом.

— Оставьте здесь, — затем позволил мне пригладить кудри и провел в просторный зал, оказавшийся столовой.

Здесь находилось семь человек. Четверо (одним из них был Пономаренко) расположились за длинным, покрытым зеленой скатертью столом. Двое на громадном диване, каждый на своем конце. Ближайшего к входу, сидевшего, закинув ногу на ногу, узнал сразу — встречал его фотографию в прессе. Фамилию не смог вспомнить, но был уверен, именно этот человек подписал мир с Гитлером.

Балабос не спеша расхаживал по залу.

Я направился прямо к нему и сходу выпалил.

— Здравствуйте. А я вас на руках носил…

— Как это на руках? — удивился Иосиф Виссарионович.

— Первого мая… На демонстрации…

Сталин засмеялся.

— Какую демонстрацию вы имеете в виду, товарищ Мессинг? Недавнюю, в Минске или прошлую, в Германии?

Я испытал замешательство.

Сталин раскурил трубку и поинтересовался.

— Мне доложили, что вы, товарищ Мессинг, способны заглянуть в будущее. Как сообщают проверенные люди, вы предрекли одному субъекту красные флаги над рейхстагом? Возможно, вам повезло и вы угадали?