Конн Иггульден - Поле мечей

Александрия вспыхнула довольным румянцем, и все радостно подхватили веселое славословие.

— Ты просто пьян, негодяй, — прошептала она на ухо другу, но глаза красавицы действительно светились любовью.

Юлий потребовал снова наполнить кубки.

— Выпьем за тех, кого мы любим, но кого сейчас с нами нет, — провозгласил он. Что-то в тоне эдила заставило всех замолчать. Кабера сейчас лежал на втором этаже. Его пытались лечить все медицинские светила Рима, но пока без особого успеха. Во время турнира он исцелил Домиция, однако сам тут же рухнул без сил и до сих пор еще не поправился. Болезнь искусного целителя омрачала праздник.

Гости негромко повторили тост, и каждый вспомнил своих дорогих ушедших. Юлий подумал о Сервилии. Место красавицы пустовало, она так и не пришла праздновать триумф сына. Цезарь задумчиво потер лоб в том самом месте, куда угодила тяжелая жемчужина.

— Мы сегодня всю ночь собираемся гулять? — поинтересовался Домиций. — Октавиану, например, уже давно пора спать.

— Мне обещали, что разрешат посидеть вместе со взрослыми подольше, если, конечно, я буду хорошо себя вести, — жизнерадостно парировал юноша и демонстративно осушил кубок до дна.

Все сели, и Цезарь нежно взглянул на родственника. Мальчик постепенно превращался в красивого и сильного мужчину; вот, правда, манеры немного грубоваты. Даже Брут как-то заметил, что парень стал частым гостем в заведении Сервилии. Ходили слухи, что девушки считают его лучшим клиентом. Юлий с радостью смотрел, как Октавиан весело смеется какой-то шутке Рения; оставалось лишь надеяться, что удивительное жизнелюбие и уверенность в своих силах не покинут юношу слишком рано. И в то же время, если парня не поставить в суровые условия реальной жизни, не испытать как следует на прочность, он может остаться лишь красивой оболочкой, скрывающей пустоту. Самому Цезарю хотелось бы многое изменить в своем прошлом, но все-таки он сознавал, что без всех пройденных испытаний так и остался бы тем самоуверенным, вспыльчивым и гордым мальчишкой, которого Рению пришлось долго наставлять на путь истинный. Наверное, нельзя стать мужчиной, не испытав настоящей боли, хоть и горько это сознавать.

Закуски принесли на роскошном серебряном сервизе, сделанном в Испании специально по заказу Цезаря. Все проголодались, и некоторое время царила тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками жующих ртов.

Наконец Брут откинулся на ложе и с довольным видом сложил руки на животе.

— Так что же, ты собираешься стать консулом, Юлий? — поинтересовался он.

— Если за меня проголосует достаточное количество народа, — спокойно ответил эдил.

— А Александрия уже делает тебе пряжку для консульской мантии, — продолжал друг. — Красивую!

Александрия лукаво взглянула на друга.

— Забыл, что это сюрприз, Брут? Я же тебя предупреждала. А ты, как всегда, все пропустил мимо ушей.

Брут нежно взял красавицу за руку.

— Прости, пожалуйста, забыл. Но она действительно очень хороша.

— Спасибо, Александрия, — вмешался в спор влюбленных Юлий. — Надеюсь, у меня появится шанс украсить этой пряжкой мантию. Вот только хотелось бы быть столь же уверенным в победе, как Брут.

— А почему бы и нет? На форуме ты проиграл лишь одно дело, но его не смог бы выиграть никто. А выиграл три, которые тоже никто другой не смог бы выиграть. Агенты агитируют за тебя по всему городу, и прогнозы очень неплохие.

Цезарь молча кивнул, вспомнив обо всех долгах и кредитах, в которые пришлось влезть ради успеха избирательной кампании. Золото, которое он выиграл у Помпея, растаяло буквально за несколько дней. Несмотря на уже приобретенную экстравагантную репутацию, он искренне сожалел о нескольких тратах, а особенно о дорогой черной жемчужине. Но труднее всего было вынести тон ростовщиков. Чем больше становилась сумма долга, тем настойчивее и фамильярнее они себя вели. Казалось, эти люди уже завладели какой-то частью его души, и оставалось лишь мечтать о том дне, когда можно будет освободиться от грязных, жадных рук.

Раскрасневшись от вина, Брут снова встал.

— Хочу предложить еще один тост. За победу, но победу честную!

Все торжественно подняли кубки. А Цезарь пожалел о том, что до этой минуты не дожил его отец.

За городские стены на выборы вышла огромная толпа. Торжественность события остро ощущалась во всем. Юлий с гордостью наблюдал, как граждане чинно разбились на сотни, а потом начали складывать в корзины восковые таблички, чтобы счетная комиссия могла определить результаты. Город маячил на горизонте, а на западе, на высоком холме, реял флаг — знак защищенности и безопасности Рима во время выборов.

В ночь накануне события о сне не приходилось и думать. Юлий стоял у ворот и наблюдал, как авгуры готовятся освящать поле: точат ножи и выводят из города огромного белого вола. Эдил нервничал; голова странно кружилась, и все происходящее вокруг казалось затянутым дымкой нереальности. Через несколько минут туша уже лежала на земле. Цезарь же пытался определить настроение сограждан. Многие, опуская в плетеные корзины таблички, кивали и улыбались своему избраннику, однако его это не слишком радовало. В соответствии с принятой системой в зачет пойдут лишь голоса ответственных за каждые сто человек, по военной терминологии — центурионов. Первыми голосовали представители состоятельных слоев, а это означало, что Пранд уже заручился семью голосами против четырех, отданных за Бибула. Ни один из представителей первых одиннадцати центурий не объявил, что отдает голос за Цезаря. Эдил стоял, изо всех сил пытаясь скрыть разочарование и все сильнее ощущая жар уже не на шутку пригревающего солнца.

Он всегда сознавал, что сложнее всего завоевать голоса свободных граждан, и все-таки пережить реальность отданных другим предпочтений было очень нелегко. И действующие консулы, и кандидаты стояли тут же, неподалеку, торжественной группой, однако Помпей даже и не пытался скрыть оживление; протягивая рабу чашу, чтобы тот наполнил ее прохладным питьем, он весело болтал даже с ничтожным прислужником.

Цезарь изо всех сил старался сохранить спокойное, безразличное выражение. Даже несмотря на все его старания и приготовления, первые результаты могли отрицательно повлиять на те сотни, которым предстояло выбирать позже, и в результате распределения голосов он сам вполне мог оказаться за бортом политического корабля. Впервые после возвращения в Рим молодой аристократ спросил себя, что же все-таки он собирается делать дальше в случае провала.

Оставаться в городе, руководство которым отойдет к Бибулу и Пранду, невозможно — при таком раскладе места для него не будет. Если Светоний и не придумает, как расправиться с противником, то уж Помпей точно найдет надежный способ. Чтобы пережить год вражеского правления, ему придется выпрашивать пост претора на какой-нибудь захудалой окраине римской державы. Юлий слушал, как объявляли голоса, и непроизвольно качал головой: в мыслях рисовались все более и более мрачные картины. Сторонники Пранда и Бибула шумно ликовали при каждом положительном результате, и Цезарю приходилось через силу выдавливать из себя улыбку и поздравлять соперников с успехом. Вынести столь продолжительное лицемерие было очень нелегко.