Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом

У Ата-Малика Джувейни, писавшего свою «Историю завоевателя мира» в 1250-е гг., Джучи упоминается под необычным титулом Джучи — «Улус-иди» («властитель улуса») [.Juvaini 1997, р. 86; см. также: Воу1е 1956, р. 148-152; Бойл 2002, с. 30]. Возможно, этот титул отражал особое место Джучи в иерархии Чингизидов. Полагаем, ханский титул мог быть присвоен ему вскоре после его смерти либо самим Чингис-ханом, либо его преемником Угедэем, что и нашло отражение в сочинении ан-Насави и в отчетах Иоанна де Плано Карпини и Бенедикта Поляка. Характерно, что Бату, став преемником отца в Улусе Джучи, этого титула не унаследовал: как мы имели возможность убедиться, он, подобно Джучи, получил ханский титул только спустя некоторое время после смерти.

Смерть Джучи (в результате которой Бату превратился из рядового представителя многочисленного поколения внуков Чингис-хана в одного из крупнейших улусных правителей Монгольской империи) неоднократно привлекала внимание хронистов и исследователей. И, так же как по поводу рождения Джучи, ни в источниках, ни в работах исследователей нет единодушия и по поводу его смерти.

В «Родословии тюрков» сообщается, что Джучи «умер в Дешт-и-Кипчаке за 6 месяцев до смерти Чингиз-хана», который умер в августе 1227 г.; Гаффари уточняет: «Умер он в реби 1 года мыши, 624 г. (≈ 19 II -. 20. III. 1227) за 6 месяцев до отца» [СМИЗО 1941, с. 205, 210]. Более ранняя дата, 1225/1226 г., не представляется достоверной: в этом случае Бату в качестве преемника Джучи успел бы утвердить Чингис-хан, а не Угедэй, вступивший на трон в 1229 г. Дата же 641 г. х. (21.06.1243-08.06.1244), приводимая ан-Нувейри [СМИЗО 1884, с. 149], противоречит всем остальным источникам.

Можно выделить три основные версии смерти Джучи.

1. Официальная версия, приведенная в трудах придворных историков Чингизидов . Наиболее подробно она изложена в труде Рашид ад-Дина: «Чингис-хан приказал, чтобы Джучи выступил в поход и покорил северные страны, как то: Келар, Башгирд, Урус, Черкес, Дашт-и Кипчак и другие области тех краев. Когда же он уклонился от участия в этом деле, то Чингиз-хан, крайне рассердившись, сказал: „Я его казню, не видать ему милости", Джучи же неожиданно заболел и поэтому, когда отец по возвращении из страны таджиков прибыл в свои ставки, не смог приехать к нему, но послал ему несколько харваров добытых на охоте лебедей и рассыпался в извинениях. После этого Чингиз-хан еще несколько раз приказывал вызвать его к себе, но [тот] из-за болезни не приезжал и приносил извинения. Затем [однажды] какой-то человек из племени мангут проезжал через пределы юрта Джучи; а Джучи, перекочевывая, шел от юрта к юрту и таким же больным достиг одной горы, которая была местом его охоты. Так как сам он был слаб, то послал охотиться охотничьих эмиров. Когда тот человек увидел это сборище охотившихся людей, то подумал, что это [охотится сам] Джучи. Когда он прибыл к Чингиз-хану и тот спросил его о состоянии болезни Джучи, то он сказал: „О болезни сведений не имею, но на такой-то горе он занимался охотой"... По этой причине вспламенился огонь ярости Чингиз-хана, и, вообразив, что [Джучи], очевидно, взбунтовался, что не обращает внимания на слова отца, он сказал: „Джучи сошел с ума, что совершает такие поступки". И приказал, чтобы войско выступило в поход в его сторону и чтобы впереди всех отправились Чагатай и Угедей, и сам собирался выступить в поход вслед за ними. В это время прибыло известие о печальном событии с Джучи в... году [в тексте пробел. — Р. П.]. Чингиз-хан пришел от этого в великую печаль и огорчение, он произвел расследование, выявилась ложь того мангута и было доказано, что Джучи был в то время болен и не был на охоте. [Чингиз-хан] потребовал того человека, чтобы казнить его, но его не нашли. Почтенные эмиры и гонцы, которые в разное время приезжали из Улуса Джучи, сказали, что смерть его произошла между тридцатью и сорока [годами его жизни], и эти слова сравнительно близки [к истине]. Другие же говорят, что его не стало в двадцатилетнем возрасте, но это чистое заблуждение» [Рашид ад-Дин 1960, с. 78-79]. Версию Рашид ад-Дина повторяют и авторы более позднего времени, которые использовали его сочинение — в частности, неизвестный автор «Шейбани-намэ» (сер. XVI в.).

2. Версия, приведенная в хрониках, авторы которых не расположены к монголам и к потомкам Джучи, в частности . Так, ярый противник монголов Джузджани сообщает: «Когда Туши, старший сын Чингиз-хана, увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих. В ум его стало проникать желание восстать против своего отца; он сказал своим приближенным: „Чингиз-хан сошел с ума, что губит столько народа и разрушает столько царств. Мне кажется наиболее целесообразным умертвить отца на охоте, сблизиться с султаном Мухаммадом, привести это государство в цветущее состояние и оказать помощь мусульманам". Проведал о таком замысле брат его Чагатай и известил отца об этом изменническом плане и намерении брата. Узнав это, Чингиз-хан послал доверенных лиц своих отравить и убить Туши» [СМИЗО 1941, с. 14]. | Джузджани легко заподозрить в предвзятости: он сам сильно пострадал от монголов, вынужден был бежать от них Индию, где при дворе делийского султана написал сочинение, весьма негативно характеризующее монголов и, соответственно, их правящий род. Логично предположить, что намеренно приписал Чингис-хану убийство сына, чтобы подчеркнуть свирепость и жестокость монголов, дискредитировать их правителя. Однако сходное сообщение мы находим и в «Алтай Тобчи»: «Тот Чагатай задумал против своего отца плохое, и когда он ехал к нему, то навстречу ему отправился Очир Сэчэн и дал ему яд. Говорят, вдвоем с Очир Сэчэном они и умерли» [Алтан Тобчи 1973, с. 293]. Несомненно, под «Чагатаем» здесь подразумевается Джучи: видимо, автор хроники не слишком хорошо представлял себе историю правителей западных владений Монгольской империи, живших за четыреста с лишним лет до него, и потому просто-напросто перепутал имена двух старших сыновей Чингис-хана (это подтверждается еще и тем, что автор хроники далее повествует о деяниях Чагатая уже после смерти Чингис-хана). В целом же, как видим, сообщение во рногом повторяет версию Джузджани, хотя Лубсан Данзан, в отличие от персидского автора, вовсе не был заинтересован в том, чтобы бросить тень на род Чингизидов, поскольку создавал свой труд в монастыре, находившемся под покровительством ханов Халхи — потомков Чингис-хана.

3. Версия, основанная на степных преданиях . Эта версия стоит особняком: ее авторы вроде бы и склоняются к насильственной смерти Джучи, но вместе с тем никого не обвиняют в его убийстве. Наиболее четко она отражена в «Чингиз-наме», сочинении хивинского автора сер. XVI в. Утемиш-хаджи, который сам признавался, что в большей степени опирался на устные рассказы хранителей степных преданий, а не официальные хроники: «Однажды, когда он охотился в горах, ему повстречалось стадо марал-кийиков. Преследуя его и пуская стрелы, он свалился с коня, свернул себе шею и умер» [Утемиш-хаджи 1992, с. 91]. Исследователи центральноазиатского (преимущественно казахского) эпоса приводят и другие варианты его гибели во время охоты — либо он был раздавлен стадом куланов, либо стал жертвой... тигра. Этому событию посвящена небольшая казахская народная поэма «Аксак кулан и Джучи хан», согласно которой Джучи был убит на охоте хромым куланом [см.: Молдобаев]. Любопытно, что косвенно подтверждают эту версию результаты археологических исследований предполагаемого мавзолея Джучи на реке Кенгир, в 45 км от Джезказгана, проводившихся в 1950—1990-х гг.: археологи обнаружили скелет мужчины, у которого не хватало костей одной руки, кроме того, в захоронении присутствуют кости диких животных [Егинбайулы 2001].