Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

Тевкелев запоминал каждое слово Букенбая, неотрывно следил за выражением его лица: Букенбай всей душой был за Абулхаира.

— Батыр, а в каком родстве находитесь вы с Абулхаиром? — неожиданно переменил он тему разговора.

— Абулхаир сын старшего брата моей матери Кутты-бике. По отцовской линии мы с ним совсем чужие, но по матери — очень близкие родственники, ибо рождены от дочери и сына одного человека.

Тевкелев пытался разобраться в родственных отношениях, которые принялся со смаком описывать, перечислять ему Букенбай. Переспрашивать, и тем самым прерывать нить рассказа, Тевкелев не решился. Да не такими уж и важными представлялись ему подробности и детали того, кто кем кому приходится, по какой линии тот или иной родственник. Он понял главное: этот разрозненный, разбросанный по степи народ объединяет не власть ханов или тюре, а родственные связи, понятие, что ведут все они свое начало от одного отца и одной матери. Объединяет кровь, родственные привязанности и любовь. И, пожалуй, чувство долга перед родственниками и родом. Абулхаир, судя по всему, намерен для достижения своей цели использовать не только волосяной аркан власти, но и шелковую нить родства. Перед мысленным взором Тевкелева возникло холодное, непроницаемое лицо, пронзительный взгляд и нахмуренные брови хана. За всем этим скрываются бурлящие в глубине его души страсти. В дневнике Тевкелев сделал запись всего, что узнал из рассказов Букенбая.

Тевкелева навестил Абулхаир и без долгих вступлений посвятил его в свой план послать Нурали к хану Хивы с предложением принять русское подданство. Был у него еще один замысел — пропускать в Россию через свой улус караваны Бухары и Хивы.

Тевкелев смекнул: Абулхаир не прочь, оказывается, прибрать к рукам не только казахские улусы, но и соседние ханства! Если в его руках окажутся караванные пути Бухары и Хивы, со временем он может вступить в белые дворцы этих ханств и занять их троны. Не исключено, что Абулхаир замыслил подчинить своей власти эти народы, запугивая их гневом русской царицы. Подчинить, а потом держать в страхе джунгар.

«Далеко, однако, простираются замыслы правителя маленького улуса, вынужденного в настоящее время спасаться на забытом богом и людьми клочке земли, полуостровке размером с ладонь!

На лице хана нет и тени смущения, неловкости или колебания. Весь собран в кулак... Такой, можно не сомневаться, осуществит все, что задумал! Отчаянный человек!.. Если царица возьмет его под свое милостивое покровительство, он завтра же острием меча загонит под себя строптивых казахов, покорит Бухару и Хиву, ныне не подпускающих их к своим базарам. А потом — схватит за шиворот джунгар, займет территорию между Яиком и Алтаем. Станет одним из самых крупных правителей в России... Да, да, и Россия, и единство казахов, и поражение джунгар, и развитие торговли — все это необходимо ему для осуществления честолюбивых замыслов.

Какая смелость, предвидение и расчет! Лишь на первый взгляд может показаться безрассудным строить такие планы, сидя на голом такыре... Планы эти реальны, да и во всем облике этого стройного, сильного человека с умным и волевым лицом нет ни капли безрассудства или наивности... Если к хитрым и дальновидным замыслам восточного правителя присоединится грохот русских пушек, все они вполне осуществимы!

Однако как посмотрит на все это царский двор, если разгадает конечную цель Абулхаир-хана? Императрица не любит иметь под боком другого сильного правителя. Она, конечно же, не одобрит подобные притязания. И вообще — останься ты, дорогой мой султан, таким, какой ты есть, не обретешь ты большой милости русской царицы, нет, не обретешь! Она не жалует гордых, умных и честолюбивых подданных. Она предпочитает им послушных, покорно выполняющих ее волю, ломающих перед ней шапку в низком поклоне...

У вас говорят: головы двух баранов в одном котле не поместятся! А это как раз то, что надо нам. Но об этом тебе пока лучше не знать. Мне ты нужен таким, именно таким! Хитрым и сильным, наводящим страх на соперников, приводящим к присяге все новых и новых биев. Мне же нельзя лить воду на твой пламень, но нельзя этот пламень и раздувать... Пока я слегка видоизменю твои замыслы, направлю их в нужное русло. А потом уж сам, голубчик, разбирайся с царицей, выясняй, кто из вас умнее и могущественнее!..»

По пути из Уфы Тевкелев заприметил одно местечко — небольшой полуостровок у слияния Яика и Ори. Еще тогда у него родилась мысль, которую он тщательно скрывал от всех — и более всего от башкир! Прознают — прирежут, не поглядят на то, что ты посол!

— Вести торговлю через казахские степи сейчас очень рискованно, — сказал Тевкелев. — Какой купец, если у него голова, а не кочан капусты на плечах, рискнет появляться с товарами там, где хозяйничают разбойники и грабители? Вам и купцам от такого глупого риска тоже не будет ни прибыли, ни чести... Народ надо приучить прежде к порядку, подчинить его, если потребуется, — Тевкелев сделал красноречивую, выразительную паузу и почувствовал, что заинтриговал хана. — По дороге к вам я приметил одно очень удачное место для крепости. Попросите ее величество императрицу построить у слияния Яика и Ори город-крепость. Там и вам найдется уголок, — с улыбкой склонился посол в сторону хана. — Будет у вас возможность, если понадобится, где и перезимовать и лето провести. И держать при себе нужных вам людей — биев и других влиятельных лиц из различных родов и племен. Имей вы такую хитрость, никто не выйдет у вас из повиновения. А возникнет, не дай бог, какая опасность, налетит на вас какая угроза, заботу о вас возьмет на себя русский гарнизон... Тогда можно будет торговлю развививать, звать купцов в эти края!

Абулхаир встрепенулся — куда только подевались его суровость и сдержанность:

— Вы, господин посол, сказали вслух то, о чем я долго думал! Наверное, не все бии будут противиться этому. Во всяком случае — будем надеяться, ведь без надежды, го ворят у нас, — один шайтан обретается... Однако вернемся к тому, с чем я к вам пришел: мой сын Нурали готов в дорогу. Пусть отправляется в Хиву!

Они расстались довольные друг другом. Абулхаиру казалось, что он получил возможность приблизиться к своей заветной цели. Тевкелев же получил согласие на то, на что не рассчитывала даже Коллегия иностранных дел!.. Ханзада выехал в Хиву, а через пять дней, под вечер, к Тевкелеву пожаловал Букенбай. Был он хмур и озабочен, долго молчал.

— Ох, господин Мамбет, безмозглые эти людишки совсем лишили меня сна и покоя, — начал жаловаться Букенбай. — Когда над ними нависает опасность, они тут как тут: «Батыр, как нам быть, как поступить?» Едва установится спокойствие, опять носы свои воротят! Сейчас и вовсе ошалели! Не дают к гриве своей прикоснуться! Устал я убеждать их, спорить, уламывать... Решил жить сам по себе, так оно будет спокойнее. Пусть они хоть на головах ходят... Давно хотел поинтересоваться: если я совсем от них отделаюсь, чтобы стать русским подданным, найдет ли ее величество царица для меня, вернее для моего скота, какое-нибудь пастбище на берегу Яика?