Леонид Соболев - Капитальный ремонт

И тут выяснилось, что на линкорах сообщение с берегом прекращено еще с вечера, но что, как звонили с вышки службы связи, в одиннадцать тридцать придет катер с «Генералиссимуса», который будет ждать кого-то из офицеров.

Задержка эта озадачила Юрия, но ненадолго — в том настроении, в каком он был, все решалось быстро и легко. А что, если пойти на Мюндгатан?.. Правда, рано, но пока Сашенька накормит его завтраком, Ирина Александровна уже встанет, и он узнает все новости о Николае. Да и тому, конечно, будет приятно получить от Ирины самый свежий привет, а может, и записку…

Он оставил в дежурке чемоданчик с бушлатом и пошел к мосту, ведущему на Скатудден — полуостров, где находился порт, казармы флотского экипажа, склады, мастерские и где в тихих улицах возле православного собора издавна жили флотские семьи. Здесь же в удобном современном доме была и небольшая квартира Ирины, которую она называла своей «лилла хютте» [51] Хижинкой (швед.) . : столовая, маленькая гостиная, спальня и комната Сашеньки, всегда приезжавшей с барыней из Петербурга. Юрию приходилось бывать тут только вместе с братом, и теперь он испытывал некоторую неловкость: вваливаться утром, без зова… Но впрочем — война, сейчас не до светских условностей…

Однако, поднявшись на второй этаж, он некоторое время простоял в нерешительности перед дверью, поглядывая на беленькую кнопочку. Война войной, но, может, правильнее сперва доложиться по телефону?..

Как-то само собой получилось, что в свите «мраморной вдовы» ему была отведена роль первого пажа и юного обожателя. Это ему и льстило и нравилось, но совершенно не походило на отношения, какие можно было бы назвать родственными и какие оправдывали бы столь ранний и неожиданный визит. Впрочем, вся эта странная история с затянувшейся свадьбой была так же далека от обычных представлений о семье, как сама Ирина — от понятия «жена». В конце концов Юрий же не дурак: он давно подозревал, а с некоторых пор даже видел, что в отношениях Николая и Ирины всегда было что-то неравноправное, шаткое, готовое вот-вот рухнуть, но был далеко не против такого светского и весьма выгодного брака. И немалое состояние «мраморной вдовы», и вес её в гельсингфорсском влиятельном обществе, и связи в Петербурге, и этот блеск, которым она умела себя окружать, и удивительная, почти мистическая сила уверенной в себе красоты, второй год державшая Николая в состоянии исступленной, ревнивой, нелегкой любви, — все оправдывало такой брак, и Юрий внутренне его торопил.

Но, думая о нем, он никак не мог представить себе, что будет ходить в отпуск на Мойку в петербургский «уголок» Ирины Александровны, с громадной гостиной, с полутемной, увешанной коврами и уставленной низкими диванами турецкой комнатой, где раза три-четыре ему пришлось проводить вечера, в точности повторявшие шумные вечера в «лилла хютте»… И как ни шокировала его извековская квартира во дворе, но там он чувствовал себя больше дома, чем здесь. Ирина Александровна, несмотря на всю свою ослепительность, оставалась для него чужой. Между нею и Юрием давно уже прочно установился шуточный тон влюбленной почтительности с одной стороны и снисходительного кокетства — с другой, легкий и удобный условный тон, который исключал какую-либо задушевность. Наедине с Ириной Александровной он всегда чувствовал себя неестественно и тяготился необходимостью разговаривать — и уж никогда бы не пришло ему в голову рассказывать ей о своих делах и мыслях. Поэтому теперь, подняв руку к звонку, он было опустил ее, но тут же вспомнил, что, может быть, завтра будет в бою и что Николай задумал что-то несомненно опасное. Это было необычно — и определяло собой необычность поведения. Кроме того, его все еще продолжало «нести», и он с удовольствием представил себе, с какой небрежностью сообщит Ирине Александровне об Або и миноносцах, как скажет, что зашел проститься перед боем, — и, уже не колеблясь, нажал кнопку.

Звонок все же получился робкий, словно поперхнувшийся от смущения. Дверь тотчас открылась, и в ней показалась Сашенька, но не в том крахмально-чопорном виде, в каком он её только и знал, а в синем рабочем халатике, раскрасневшаяся, озабоченная и удивительно хорошенькая.

— Ирина Александровна спит? — шепотом спросил Юрий, но Саша ответила громко, во весь голос:

— С приездом, Юрий Петрович! А барыни нет… Завтракали?

— Здравствуйте, Сашенька… А где же она?

— На Друмсэ. Как уехала вчера к Анастасии Петровне обедать, так и не возвращалась… Да вы проходите, проходите, — улыбнулась Сашенька, закрывая за ним дверь. — Я сейчас кофе приготовлю!

На Друмсэ? Вчера?.. Обида за Николая больно кольнула его. Уехать развлекаться в такое время!.. Ну, понятно, кто же, как не Анастасия Петровна, «бэт нуар» [52] Bête noire — злой дух, буквально: черная скотина (фр.) . этого дома! Ей бы только кутежи да романы, нашла время устраивать пикники!..

Анастасия Петровна, жена пожилого обрусевшего шведа, крупного лесопромышленника (которого Юрий ни разу не видел), молодая, эффектная и весьма свободная в поступках гельсингфорсская дама, была первой приятельницей и наперсницей Ирины Александровны. Она часто приезжала к ней в Петербург, а тут, в Гельсингфорсе, то и дело, даже зимой, увозила её на свою дачу на остров Друмсэ, где поэтому был вынужден появляться и Николай, чтобы участвовать в пикниках, лыжных прогулках, катаньях на яхте или на буерах и терять из виду Ирину, окруженную шумной компанией поклонников — флотских и крепостных офицеров. Но если ему приходилось делать вид, что он вполне примиряется с выходками Анастасии Петровны, то Юрий попросту терпеть не мог эту «бэт нуар». Появление её на Мюндгатан или встреча у знакомых означали, что вечер непременно закончится каким-нибудь проворотом в тех ресторанах, где даже в сопровождении брата-офицера Юрию нельзя было появляться, почему для него вечер заканчивался дурацким кинематографом и скучным сном в комнате Николая, которую тот снимал тут же, на Скатуддене.

— Ну что ж, Сашенька, угостите кофе, — вздохнул он, отдавая ей портупею и палаш. — У меня два часа добрых…

Она вдруг взглянула на него с быстрой улыбкой.

— Тогда помогите — вон мне сколько перетаскать надо, а пить-то не я буду, а вы, — с необычной фамильярностью сказала она, показывая на стоящие в передней ящики. Один из них был открыт, и в нем виднелись бутылки, переложенные соломой.

Юрий присвистнул.

— Н-да… Да тут целый винный погреб! Куда это вам столько?

Сашенька рассмеялась.

— В запас. Вы же зимой благодарить станете, — слыхали, вина больше не будет, война! Вчера барыня цельный день по магазинам ездила с Анастасией Петровной… — Она открыла дверь в кухню, сияющую кафелем стен и медью кастрюль. — Нате вам молоток и клещи, вынимайте бутылки, а я в шкафы буду ставить, ладно?