Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

— Да, — покосился Шереметев на орден. — Август решил мне горькую пилюлю позолотить, повесил орден Белого Орла и тут же попросил уходить с армией.

— Хорош статус у ордена, нечего сказать, — усмехнулся Петр. — Ну, с Августом я сам переговорю. Пусть он поляками командует.

— Если б они его слушались. Нам самим насчет провианта пришлось договариваться, да о зимних квартирах тоже. Его бесполезно просить.

— Зато он сам мастер выпрашивать деньги. Нам уж в копеечку влетел.

Начавшись с упреков, встреча фельдмаршала с царем закончилась вполне благополучно, в конце даже Петр пригласил Шереметева на свадьбу племянницы Екатерины Ивановны.

Борис Петрович знал характер Петра при таких торжествах. В 1710 году, выдавая младшую племянницу Анну Ивановну за курляндского герцога {283} 283 …выдавая младшую племянницу Анну Ивановну за курляндского герцога… — Анна Иоанновна (1693–1740) — царевна, племянница Петра I (дочь царя Ивана Алексеевича и Прасковьи Федоровны), герцогиня курляндская с 1710 г., российская императрица в 1730–1740 гг. Была возведена на престол Верховным тайным советом. , устроил такую попойку, что жених вскоре помер, хотя и говорили: от простуды. Поэтому фельдмаршал, поблагодарив за высокую честь, отказался:

— Не могу, государь, здоровьем слаб стал.

— Что такое? Где болит?

— Кровь горлом итить иной раз стала.

— С чего бы это? — задумался Петр. — Не помнишь, после чего начинается?

— Да вот как поволнуюсь, а волноваться тут есть отчего, глядь, она и хлынет.

— Може, лишняя выходит, — предположил царь.

— Нет, государь, кабы лишняя, я б после этого не был бы тряпка тряпкой, пальцем шевельнуть не могу.

— М-да… — пожевал царь губами. — Я пришлю вам с адъютантом порошки, Борис Петрович, у меня есть в аптечке. Може, они помогут, пейте перед каждой едой по полнаперстка.

— Спасибо, государь. Буду пить.

После отъезда царя фельдмаршал был доволен собою, что еще и на зубы не пожалился Петру, смолчал. А коренной слева часто побаливать стал, но пополощешь водочкой, сунешь сальца туда, он постепенно и утихнет. А царю только скажи, вмиг со шипцами явится и выдернет. Не уговоришь обождать. Раз болит, значит, вон его. А жевать потом чем?

Но этой свадьбы зря опасался Борис Петрович. Здесь в два дни управились: и обвенчались, и попировали, не то что на Анниной, где два месяца не просыхали.

Если б тогда в Петербурге уложились тоже в два-три дня или хотя б в неделю, может, и не овдовела бы Анна Ивановна сразу после пиршества.

Но ныне царь торопился, уже на другой день после свадьбы явился в магистрат Данцига и закатил скандал по поводу невыполнения городом конвенции. Мало того, увидев в порту шведский вымпел на одном из кораблей, приказал арестовать судно.

Перед отъездом в Данию появился у фельдмаршала:

— Борис Петрович, извольте объявить Данциг городом неприятельским и поступать с ним соответственно.

— Слушаюсь, государь.

— Ну как, помогает?

— Что?

— Порошки мои.

— Помогают, государь, спасибо, — слукавил фельдмаршал. Получив их от царского адъютанта, он сунул порошки куда-то и забыл про них. Но не захотел огорчать государя.

— Ну вот, я ж говорил, — удовлетворенно сказал Петр, весьма довольный, что помог больному фельдмаршалу. — Помереть не дадим кавалеру, да еще такому, при трех кавалериях.

Однако едва царь отъехал, а фельдмаршал объявил Данциг городом неприятельским и для убедительности даже навел на него пушки, как вновь хлынула кровь горлом.

Нахлестало ее целый тазик. Анна Петровна напугалась за жизнь мужа, хотела отправить гонца к царю с сообщением о болезни супруга. Но Борис Петрович категорически возразил:

— Нет. Ни в коем случае.

— Но почему, Борис Петрович?

— Незачем его огорчать. Мало у него забот? А я как-нибудь переможусь.

«Черт подери, куда я задевал эти проклятые порошки? Может быть, они и вправду помогли б мне».

Поскольку на свадьбе Екатерины Ивановны Петр преподнес герцогу Мекленбургскому в качестве подарка город Висмар, то теперь предстояло выгнать оттуда шведов.

Для этого фельдмаршал отправил в герцогство Мекленбургское дивизию Репнина с точно обозначенной задачей — взять Висмар.

Царь был недоволен, что союзники вместо подготовки десанта после взятия Штральзунда устремились к Висмару, последнему оплоту шведов на материке. Надо было хоть здесь их опередить.

Однако пока Репнин со своей пехотой и пятью сотнями драгун полз через Померанию к Мекленбургу, Висмар капитулировал перед союзниками. И когда 1 апреля русские подошли к городу, их услуги уже не требовались. Мало того, Репнина даже не пустили в Висмар, что едва не кончилось потасовкой между пруссаками и датчанами с одной стороны и русскими — с другой.

Особенно возмущались драгуны, бывшие при Репнине, умолявшие генерала:

— Князь, дайте приказ, и мы вырубим этих чертовых пруссаков, как лозу.

Аниките Ивановичу с большим трудом удалось сбить воинственный пыл своих солдат. Этому отчасти способствовал и провиантский обоз, присланный русским из города. Засыпая коням в торбы овес, драгуны ворчали:

— С поганой овцы хоть шерсти клок.

Царь, узнав о случившемся, возмутился, но в связи с подготовкой десанта в Шонию не захотел ссориться из-за этого с датчанами и ограничился лишь представлением датскому королю Фредерику IV о недружественном поведении его генерала Девица.

Однако дело с десантом тормозилось, несмотря на все старания Петра, в чем не последнюю роль играла политика Англии, которая, по договоренности, имея большой флот, должна была прикрывать десант. А в действительности всячески мешала подготовке. Причиной тому была боязнь усиления Петра на Балтике. Об этом сообщал царю из Лондона его представитель Веселовский. Англия даже пыталась поссорить прусского короля с царем, пугая его русской экспансией, но из этого ничего не вышло.

В Росток уже прибыли галеры с десантом, которые должны были идти к Копенгагену, откуда предполагался выход объединенного флота к берегам Шонии.

Царь нервничал, возмущался: в бесплодных спорах и препирательствах союзников уходили самые благоприятные летние месяцы для высадки десанта.

Но, помня неудачу на Пруте, решил здесь не рисковать, не разведав предстоящего пути к берегам Шонии. В августе из Копенгагена он повел через пролив Эресунн две шнявы — «Принцессу» и «Лизету» для обследования берега Шонии и поиска места для высадки.

Сам Петр находился на «Принцессе» и все время стоял на шканцах, в сущности взяв управление судном в свои руки. Капитан шнявы находился рядом и не смел при царе и рта раскрыть, хотя нет-нет да и дублировал его команды.