Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

Новое направление — Балтийское — они обсуждали с глазу на глаз, тайком. Знал об этом лишь Лефорт, как переводчик, и тот был предупрежден о секретности этих разговоров. Слишком резкий поворот получался. Поехали добывать союзников на Турцию, а нашли желателей на Швецию.

Помимо переговоров новые друзья закатывали пирушки, на которых если и затевался деловой разговор, то более ругательный в отношении империи, о Швеции ни слова.

Устроили смотр войскам Августа, который вместе с королем принимал капитан Питер, а когда полки пошли маршем перед ними, то этот самый Питер, схватив драгунский {86} 86 Драгунский — от лат. draco — дракон, изображение которого было первоначально на знаменах конной пехоты; драгуны — вид кавалерии, предназначенный для действий в конном и пешем строю. барабан, лупил в него столь четко, что солдаты в строю невольно подтягивались и держали шаг.

Не обошлось и без стрельб. При стрельбе из пушек капитан Питер ни разу не промахнулся. Август был даже расстроен, из десяти выстрелов у него только два удачных было.

Зато когда начали стрелять из ружей, Август обошел друга Питера и радовался этому как ребенок.

Вечером, когда укладывались спать, хитрый Меншиков спросил Петра:

— Мин херц, а на кой черт ты из ружья мазал?

— А что, заметно было?

— Может, для короля и незаметно, но я-то тебя знаю.

— Понимаешь, Алексаха, он человек самолюбивый. После пушечной стрельбы чуть не плакал от обиды. Надо было утешить парня, все-таки союзник.

— Союзник, — скривился Меншиков, — из чашки ложкой.

— И такой, Алексаха, годится, помяни мое слово.

Что бы там ни говорил Меншиков, а Август Петру нравился. Здоровый, высокий, сильный, веселый, выпить не дурак. По всему видно, за Петра готов в огонь и в воду.

— Еще бы… — ворчал ночью Меншиков. — Кто ему корону добыл?

Конечно, и Петр понимал, откуда такая приязнь у Августа к нему, но все равно был рад, что нашелся союзник верный. Пусть пока на словах, но, кажется, надежный.

Именно на словах, да и то втайне от всех, договорились они готовиться к войне со Швецией.

— Как только я заключу мир с султаном, тогда и начнем, — пообещал Петр.

Бумаги писать не стали. Что та бумага может значить между двумя друзьями? Решили скрепить свой пока тайный союз по-другому, почти по-братски. Поменялись одеждой — кафтанами, шляпами — и даже шпагами, хотя королевская шпага была куда хуже царской, очень грубой работы.

— Эку дудору выменял, — проворчал Меншиков, но этим и ограничился, дабы не сердить мин херца.

Нет, на союз этот будущий толкнул Петра не обаятельный Август, не его страстные речи, а обстоятельства. Антитурецкий союз разваливался, и надо было искать других союзников, другую опору и менять даже направление интересов: «с зюйда на норд», как выразился сам Петр. Август просто подвернулся в нужное время и угадал и угодил сокровенным мыслям царственного друга.

Проведя с королем три дня и несколько отдохнув душой, Петр поехал на Замостье, где пани Подскарбная, польщенная приездом высокого гостя, устроила торжественный обед, на котором к Петру подсел папский нунций {87} 87 Папский нунций — постоянный дипломатический представитель Римского Папы в иностранных государствах. и стал хлопотать о свободном проезде через Россию католических миссионеров в Китай.

— Пожалуйста, — великодушно разрешил Петр, — но только чтоб среди этих католиков не было французов.

Не мог Петр забыть французские интриги в Польше {88} 88 …французские интриги в Польше . — Людовик XIV обещал полякам за избрание королем принца де Конти заключение мира с Турцией и возвращение крепости Каменец. Помимо этого на подкуп членов сейма он выложил 3 миллиона золотых. , да и в Голландии не мог забыть и простить так просто.

В Томашеве он посетил католическое богослужение и охотно принял благословение от священника Воты, которого знал еще по Москве.

— Ваше величество, — сказал Вота, — я надеюсь, что вы с королем Польши наконец-то прикончите Турцию.

На что Петр отшутился:

— Шкуру медведя, святой отец, делят лишь после убиения медведя.

В Брест-Литовске Петр остановился у виленской кастелянши, куда явился некий прелат {89} 89 Прелат — звание высокопоставленного духовного лица в Католической и некоторых протестантских церквах. Залевский, представиться царю и побеседовать с ним.

— Что-то на меня католики налетели, как мухи на мед, — проворчал Петр.

— Небось в свою веру хотят тебя, — хихикнул Меншиков.

Но Залевский, в отличие от осторожных Воты и нунция, решил сразу брать быка за рога.

— Если вы истинно верующий, государь, то должны наконец признать, что Греческая церковь схизматическая {90} 90 …Греческая церковь схизматическая . — Схизма — термин, обозначающий раскол в христианской Церкви, разделение церквей. .

Петр мгновенно изменился в лице и молвил негромко, но внятно:

— Монсеньор, благодарите Бога, что вы сие молвили не в России, там бы за это поплатились головой. И далее я не желаю с вами разговаривать. Оставьте нас.

Залевский разинул рот от удивления, пришлось Меншикову указать ему на дверь:

— Не понял, что ли, монсеньор? Отчаливай.

Наконец-то въехали в Россию, и Петр стал все более и более смуреть. После Смоленска даже Меншиков не решался прерывать размышления своего спутника, потому как рядом сидел уже не бесшабашный бомбардир или капитан, а царь всея Руси, самодержец и повелитель. И, видно, тяжелые, недобрые мысли ворочались в его голове.

Москва ждала его и боялась, догадывалась, с чем едет самодержец, что везет в сердце своем.

Лишь когда засияла в августовской дымке золотая голова Ивана Великого, разомкнул царь уста, сказал с горечью:

— Уезжал от крови и ворочаюсь к ней же. Эх, Русь!

И Меншиков понял: грядет розыск.

Въехал Борис Петрович в Москву морозным утром 10 февраля 1699 года, когда расправа над восставшими стрельцами близилась к окончанию. Столица давно не видела таких массовых казней. Тысяча пятьсот девяносто восемь стрельцов поплатились жизнями за свое возмущение. Отлетали головы сотнями, тупился топор от столь жаркой работы, точили и снова пускали в дело. Палачи умаивались от стонов и слез казнимых и их жен, по-волчьи завывавших на улицах Москвы. Иногда и сам царь, умевший хорошо держать топор, помогал палачам, мало того, привлекал и ближних бояр к этому страшному делу. Не все годны были на такое. Федор Матвеевич Апраксин, добрейшая душа, категорически заявил:

— Уволь, государь, я ведь не кат {91} 91 Кат — палач. .

— А я — кат?! — ощерился по-звериному Петр, но все же простил упрямца. Из-за того, что любил, ну и из-за того, что Апраксин как-никак ему родней доводился, его сестра была за старшим братом царя, Федором.