Роберт Крайтон - Тайна Санта-Виттории

Покровительницей этих мест является вовсе не святая Виттория, как есть все основания считать. Никто даже не знает, кто она такая — святая Виттория, хотя полагают, что она произошла от некой языческой богини, имевшей какое-то отношение к вину. Настоящая же святая покровительница здешних мест — на наше счастье или несчастье — не имеет никакого отношения к винограду и не обладает ни особой властью, ни заклятьем, способным воздействовать на господа бога и заставить его получше заботиться о винограде, о земле, на которой он произрастает, и о дожде. Покровительницей города является святая Мария Горящей Печи, местная крестьяночка, которая совершила все, что положено совершить, чтобы быть причисленной к лику святых, после чего город и стал считать ее своей покровительницей. был такой случай: однажды пекарь, вытаскивая из печи хлебы, упал в нее. Крики его разносились по всему городу, но никто ничем не мог ему помочь— оставалось только надеяться, что он не испортит хлеба и не лишит жителей их повседневной пищи. Тут откуда ни возьмись явилась девочка Мария, подошла прямо к пылающей печи, вытащила из нее пекаря и вынесла его на улицу. При этом ни тот, ни другая не получили ни единого ожога. А хлеб, который вечером ели в городе, был, по слухам, лучше, чем когда-либо.

В другой раз какие-то пилигримы проходили через город, направляясь в Сиену. В пути их застигла снежная буря, и они погибали от голода. В городе не оказалось никакой еды для них, кроме корки хлеба, — уж конечно, мало кто согласится отдать свои макароны пилигримам, — и они решили, что обречены на смерть.

«Ты смеешься над нами, — сказал их вожак Марии. — Ну что нам какая-то корочка хлеба?»

«А вы ешьте», — сказала им девочка.

Они стали есть, и стоило вожаку отломить от корки кусочек, как она вырастала снова. Так они ели до тех пор, пока не насытились. Говорят, что такого хлеба они отродясь не ели.

И еще как-то вечером все тот же пекарь, который, видно, был разиня, каких мало, оставил в горящей печи деревянную лопату, на которую сажают хлебы, вынимая их из печи. Когда Мария достала эту лопату из печи, это была обуглившаяся палка.

«Ну как же я теперь буду работать без своей лопаты?» — охнул пекарь.

«Не причитай. Господь поможет тебе», — сказала девочка.

Наутро пекарь обнаружил свою лопату целой и невредимой. Новая древесина появилась на том месте, где сгорела старая, и говорят, что из ручки даже торчали зеленые побеги. Многие здесь считают, что лопата эта была сделана не иначе как из дерева от Истинного Креста.

И вот Бомболини задумал простой до невероятия план: он решил превратить Санта-Витторию в место всеитальянского, а потом и международного паломничества пекарей. Пекари со всего света, у которых нет своих святых, конечно, захотят приехать поклониться маленькой Святой Хлебопекарше, как называл ее теперь Бомболини.

И верно: ну какой пекарь не захочет, прежде чем взяться за дело, посетить Санта-Витторию, провести несколько — скажем, девять — благословенных дней в горах и через посредство святой Марии испросить у господа бога подмоги, чтобы заработать побольше денег на новом поприще? И старые пекари — ясное дело — захотят приехать чтобы вознести благодарность за свое преуспеяние. И пекари, попавшие в беду и находящиеся на грани краха тоже захотят приехать, чтобы господь бог и святая Мария хоть на этот раз оказали им поддержку.

И вот идея превратить Санта-Витторию в место национального паломничества стала здесь манией. Все только об этом и говорили.

Если объявить город местом паломничества, то для удобства пилигримов сюда проложат дорогу, а если будет дорога, то появятся такси, а может, даже и автобус. Пилигримам надо будет где-то жить и где-то есть. И вот каждый дом уже готов был превратиться в гостиницу, каждая женщина — в повариху, каждый виноградарь — в официанта, который будет расхаживать в белой куртке и мягких туфлях и получать чаевые почти ни за что. Можно бы еще открыть кооперативную пекарню, которая будет выпекать хлеб храма Благословенного Хлеба (причем каждый хлебец будет освящаться лично Полентой за определенную мзду), а кроме того, понадобятся лавки сувениров, где будут продавать маленькие деревянные лопаточки для хлеба, глиняные печи и шелковые подушечки с изображением святой Марии, а также дощечки с надписью: «Святая Мария Горящей Печи, благослови сию скромную пекарню». Все считали, что через каких-нибудь десять лет только круглый идиот будет еще работать на виноградниках.

Большинство правителей на этом и остановилось бы, но Бомболини знал то, чего не знает большинство правителей. Он знал, что в каждом человеке есть темное начало, которое ищет выхода наружу, так же как и светлое. Недаром Учитель написал: «Добрые дела не реже рождают ненависть, чем злые». Говорят же, что, если в винограде нет кислоты, вино получится безвкусное и в конечном счете будет никому не нужно.

— Мудрый государь, — сказал однажды Бомболини, обращаясь к Фабио и воздев вверх палец, — должен возбудить к себе чувства недобрые, с тем чтобы, восторжествовав над ними, еще больше возвыситься. — Это-то и побудило его объявить войну Скарафаджо, и это же заставило Фабио покинуть Санта-Витторию.

Скарафаджо! Достаточно произнести это слово, чтобы перед вашими глазами возник и город. Ничего красивого в нем нет. Расположен он по другую сторону долины, тоже на горе, — бледное подобие Санта-Виттории. Он притулился на склоне, точно побитая овчарка, — жалкий, полный мух, клещей и тараканов. У нас, к примеру, есть клопы, но они еле живы тут, а вот в Скарафаджо они процветают.

Жители Скарафаджо прослыли самыми большими простаками в Италии, а такое звание не просто заслужить. Тут хватит и одного примера. Пятьдесят лет тому назад скарафаджинцы вдруг обнаружили, что их церковь не вмещает всех желающих, и, поскольку ни один человек в городе не в состоянии был ее расширить, они стали искать помощи за пределами городских стен. Никто, конечно, не соглашался к ним идти, но вот наконец отыскали они человека, который сказал, что расширит им церковь, и, так как запросил он мало, они охотно поверили ему.

Человек этот велел всем идти по домам и ложиться спать, потому что свое ремесло он творит в тишине и полной тайне. Затем он вошел в церковь и заперся в ней; где-то среди ночи он вытащил из церкви последний ряд скамей и выбросил их в кусты. Потом он взял самое простое, но добротное мыло и намылил пол у задней стены, где раньше стояли выброшенные им скамьи.

Наутро он завязал глаза двадцати самым сильным жителям Скарафаджо — ибо дело-то свое он творил ведь в тайне, — привел их в церковь и, поставив лицом к стене, велел упереться руками в камень.