Сергей Марков - Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений

Послы «Великого Монгольского государства» даже предпринимали путь от даурской станционной водокачки, бывшей украшением новоявленной столицы, к фонтанам и дворцам Версаля, чтобы добиться там признания, но до Франции так и не доехали.

Сам «живой бог» Нейсе-Геген в скором времени погиб. В правительстве «Великого государства» начались раздоры. Командующий вооруженными силами призрачной страны угодил в ургинскую тюрьму. Вскоре вся его эта даурская политическая фантастика кончилась, потому что японские захватчики предпочли поддержать своих ставленников в Китае.

Со станцией Даурия связано и зловещее имя полубезумного барона Романа фон Штернберга, японского наемника и заклятого врага революции. Вскоре после падения «даурского правительства» он двинулся со станции Даурия на Могойтуй, ведя за собою конную Азиатскую дивизию. Он надеялся на то, что, захватив Монголию, установит свой порядок во всей Центральной Азии. Речь снова шла о монархии, о восстановлении маньчжурской династии, о захвате Советской России. Находящаяся на стыке Забайкалья, Маньчжурии и Монголии глухая станция Даурия не зря была облюбована японскими захватчиками для их страшных опытов. Безумная затея Унгерна кончилась крахом, но он успел залить кровью своих жертв землю Забайкалья и Монголии, оставив на ней следы коршуновых когтей.

…В сильно пересеченной степи виднелись выходы каких-то темных горных пород, на вид то зернистых, то расположенных плотными поперечными слоями. Промелькнули Шарасун, Билету, Мациевская. Справа потянулись овраги, разрезающие равнину, покрытую холмами.

Впереди и справа виднелись желтые возвышенности. Это была уже земля Китая, где стояла станция Маньчжурия. Забайкальский вокзал встретил нас плавной и задумчивой музыкой, сливавшейся со светом солнечного дня. Это был вальс «На сопках Маньчжурии». В эти мгновенья он был слышим в двух странах, разграниченных грядой невысоких маньчжурских холмов.

Наше путешествие было закончено.

Январь 1960 года, Москва

Капли дождя скатываются по оконному стеклу. Как сквозь жемчужную пелену, в окно видны беспрерывно движущиеся ряды войск, обозы, батареи.

Идет, грузно ступая, пехота, медленно движется кавалерия. Время от времени в окне мелькают полосатые дорожные столбы. К ним прикреплены доски со свежими надписями и стрелками — «На Страсбург!», «На Париж!».

В купе омнибуса, у самого окна, сидит молодой человек с бородкой, скромно одетый, в сюртуке и цилиндре. В руках у него раскрытая книга. На полке над его головой стоит клетчатый саквояж.

— На Страсбург, на Страсбург! — поет на мотив какого-то опереточного куплета сосед молодого человека.

Клетчатый саквояж на полке вздрагивает в такт движению омнибуса.

Молодой человек перелистывает книгу.

— А потом на Париж, на Париж! И тогда мы покажем этим французам, что такое чистые тевтоны. Как вы думаете? — обращается он к молодому человеку. — …Виноват, вы не понимаете немецкого языка? — не унимается сосед. — Почему вы молчите? Вы — папуас, поляк, чех, черт возьми? Может быть, вы русский?

Молодой человек молчит.

— Часто слова не нужны,— продолжает немец.

Коротким тупым пальцем он тычет в оконное стекло, покрытое каплями дождя. Мимо, как чудовище, проползает огромная пушка. На минуту видно, как какой-то штатский, очень толстый человек, неизвестно откуда и появившийся, бежит вслед за пушкой, простирая к ней руки. Он как бы просит подвезти его. Орудийная прислуга смеется над толстяком.

Немец в тирольской шляпе снова тычет пальцем в окно. В окне появляются мокрый конский бок и часть фигуры всадника. На первом плане — грубый ботфорт со звездчатой шпорой и широкий палаш.

Молодой человек не поднимает глаз от книги. Внезапный сильный толчок. Молодой человек вскакивает. Прямо на его голову с полки падает клетчатый саквояж. Он ударяется о сиденье, раскрывается, и из него вываливается, вместе с книгами и бельем, человеческий череп.

Немец тоже вскакивает и, остолбенев, несколько секунд молча смотрит на странное содержимое чемодана. Омнибус накреняется набок так сильно, что край его уже открытой кем-то двери почти касается грязной дорожной колеи. Пассажиры вылезают из омнибуса, беспомощно топчась в грязи. Немец в тирольской шляпе и молодой человек с бородкой еще задержались в купе.

— Вы пойдете со мной! — кричит немец, выйдя из состояния столбняка. — Сейчас мы узнаем, кто вы такой и почему вы разъезжаете с черепами!

Немец выскакивает из омнибуса. Через несколько мгновений он возвращается в сопровождении немецкого унтер-офицера.

Унтер-офицер безмолвно, жестом, приказывает молодому человеку выйти из омнибуса. Молодой человек молча собирает свои пожитки. Он уложил их вместе с черепом в саквояж, прикрыл все книгой, не торопясь проверил запор саквояжа и насмешливо сказал пруссакам:

— Пошли!

Прусские артиллеристы, кучер, кондуктор омнибуса и пассажиры, ругаясь и спеша, пробуют вытащить конец дышла пушечной запряжки из колеса омнибуса, который почти лежит на боку.

Жерло большой пушки обращено в сторону зрителя…

Контрольный военный пост на бывшей эльзасской границе. Поваленные пограничные столбы. Вывеска, написанная на простой доске, прибитая над входом в караульное помещение.

Двое солдат в касках, в передниках, засучив рукава, ощипывают кур на крыльце. Крыльцо покрыто пухом. Куриные головы валяются у крыльца. Нижняя ступенька в пятнах крови.

— Идите прямо! — хором покрикивают унтер-офицер и немец в тирольской шляпе. Последний как бы придерживает рукой ножны невидимой сабли.

Молодой человек с клетчатым саквояжем, спокойно и презрительно улыбаясь, берется за ручку двери, исчерченной мелом. Рисунок на двери: прусский пехотинец поднимает на штык французского солдата.

Молодой человек толкает дверь.

В помещении контрольного поста — давка, сутолока. Ожидающие проверки документов бродят у скамеек, расставленных вдоль стен, в поисках свободного места. Посредине комнаты за столом сидит заурядного вида пехотный офицер. Он занят обедом.

— Прошу прощения, господа, — говорит он, обгладывая куриную ногу. — Комендант, капитан фон Юльке допрашивает французского шпиона. Всем придется подождать… Я думал, что эльзасские куры гораздо жирнее. Ну, теперь попробуем эльзасского вина.

Офицер подносит ко рту полный до краев стакан. Немец в тирольской шляпе почти толкает человека с саквояжем к столу, за которым сидит офицер.

— Прикажите ему, — трагически говорит немец, становясь в позу, — прикажите ему немедленно открыть саквояж.