Ганс Вальдорф - Зеленая записка

Почувствовав второе дыхание, он мчался, уже не обращая внимания на карабинеров, далеко выбрасывая палки и сильно отталкиваясь, как учил тренер. Один раз он вынужден был снять лыжи, чтобы перелезть через скальный гребень. И снова вперед. Наконец он остановился и стал внимательно осматривать местность: метр за метром, склон за склоном, впадину за впадиной. Вдруг далеко впереди он заметил точку, едва различимо шевелившуюся на снегу. Он поднял бинокль, и точка превратилась в мужчину, который карабкался по ложбине вверх.

Все чаще и чаще на пути попадались валуны. Молькхаммер отстегнул лыжи и снял с груди автомат. Держа его в руке, он стал прыжками приближаться к мужчине, перескакивая с валуна на валун. Тот все еще не видел его. Наконец он остановился, поднял бинокль и начал осматривать местность. И только тогда он заметил Молькхаммера.

Молькхаммер поднял руку и крикнул: “Стой!” — но мужчина уже снова поспешно карабкался в гору. Молькхаммер сделал предупредительный выстрел. Мужчина пригнулся и изменил направление. Молькхаммер заметил, что беглец передвигался с трудом, словно очень устал. С каждой минутой криминалист приближался к нему все ближе и ближе. Если мужчина вооружен, он будет сейчас обороняться, подумал Молькхаммер. “Полиция! Стой!” — еще раз крикнул он, но мужчина даже не обернулся. Когда расстояние между ними сократилось до ста метров, послышался шум мотора, и вскоре из тумана опустился вертолет и повис в нескольких метрах над головой беглеца. И лишь тогда тот обессиленно опустился на снег, злобно глядя на преследователя. “Вы арестованы, Крёберс!” — сказал Молькхаммер.

Феллини смотрел сверху вниз на мертвенно-бледное с отвисшей челюстью лицо и удивлялся, как у этою больного и слабонервного человека все еще хватало сил отпираться.

— Губингер, — сказал он, — не пора ли вам, наконец, взяться за ум? Я допрашиваю вас уже шесть часов, и вы все время упорно отпираетесь. Я спрашиваю еще раз: кому вы передали вилку и колотушку для мяса?

— Я их в глаза не видел, — застонал Губингер, — и никому не передавал.

— Продолжая упорствовать, — сказал Феллини, — вы только усугубляете свою вину. В таком случае я не смогу сообщить суду о вашем чистосердечном признании, и тогда вам нечего рассчитывать на смягчающие вину обстоятельства. Во всяком случае, я вас предупредил.

В том же духе он продолжал говорить еще некоторое время; слова легко слетали с языка — все это было привычным делом. Затем он велел увести Губингера.

Феллини распорядился доставить арестованного Губингера в Милан и теперь ждал, когда привезут Крёберса. Твердо установлено, что Крёберс взорвал одну мачту; поэтому добиться перевода Крёберса из больцанской тюрьмы, в которую свозились все арестованные террористы, в Милан оказалось нелегким делом.

Феллини потратил еще несколько часов, снова и снова сопоставляя факты. Наконец прибыл Молькхаммер и сообщил, что привез Крёберса.

— Хотите сразу допросить его? — спросил он.

— Я, собственно, так и думал, — сказал Феллини, — но, может быть, нам удастся склонить Губингера к признанию, ошеломив его правдой об обстоятельствах убийства. Попробуем сделать это сейчас.

Он велел привести Губингера. Тот вошел и, сев на табурет, стоявший у двери, положил руки на колени и потупил взгляд.

— Вы по-прежнему отказываетесь от чистосердечного признания! — спросил Феллини.

— Я уже признался во всем, — пробормотал Губингер.

— Вы солгали мне, — сказал Феллини. — А теперь я досконально опишу, что произошло в Тауферсе в тот вечер.

Событиям в Тауферсе предшествовала следующая история.

Бергизельбунд отказался оплатить поставленный Новаком донарит. В ответ Новак пригрозил выдать союз итальянцам и даже предпринял некоторые шаги в этом направлении Ни Крёберс, представитель союза, ни Новак не желали уступать, и ситуация обострилась. Так это в общем-то не непреодолимое разногласие из-за неуступчивости обоих разрослось в пробу сил Тогда-то Бергизельбунд и послал Новаку зеленую записку. Может быть, ее автором был доктор Шмейдль? Ничего, мы постараемся выяснить и это Итак, решив отомстить, Новак установил связь с итальянской таможней Вам, Губингер, он сообщил об этом Лиль Кардо слышала, как Новак сказал вам, что в скором времени таможня вытаращит глаза от удивления Вы всполошились и в тот же день позвонили Крёберсу в Инсбрук Я справлялся на почтамте в Глурисе: вы разговаривали ровно семь минут, достаточно долго, чтобы договориться о чем угодно В результате Крёберс немедленно выехал в Тауферс.

Губингер удивленно вскинул голову.

— Это неправда!

— Нет, правда, — возразил Феллини. — Крёберс приехал к вечеру В тот момент ни вы, ни Крёберс еще не имели намерения убить Новака. Скорее всего вы хотели еще раз с ним поговорить и даже, возможно, заплатить за допарит Но тут случилось нечто, что резко изменило ваши планы, а именно — поручение, данное Новаком Лиль Кардо: позвонить Крёберсу в Инсбрук. Вы, Губингер, сделали вид, что заказываете разговор, в действительности же Крёберс в это время сидел в вашем кабинете.

И снова Губингер хотел протестовать, но так и остался сидеть с раскрытым ртом, словно онемев.

— Я справлялся на почтамте Глурнса: вы не заказывали разговора с Инсбруком. В тот вечер из вашей гостиницы не был заказан ни один междугородный телефонный разговор. Крёберс и вы молниеносно сообразили, что случай дает вам в руки блестящее алиби, и Крёберс решил убрать с дороги потенциального и уже частично фактического врага. Не хватало только орудия убийства. И тогда вы пошли на кухню, взяли колотушку и вилку, вернулись в кабинет и передали их Крёберсу. Последний вылез через окно, расположенное вровень с землей, во двор, вернулся через черный ход в дом и поднялся на третий этаж. Он постучал в дверь номера, в котором жил Новак, и тот, разумеется, впустил его. Предположительно Новак был оглушен Крёберсом в тот момент, когда повернулся к нему спиной. Крёберс втащил Новака в смежную комнату, положил его на постель и нанес смертельный удар в сонную артерию.

Все это заняло не слишком много времени. Совершив преступление, Крёберс тем же путем вернулся в ваш кабинет. Вы, Губингер, сообщили Кардо, что Инсбрук на проводе, и соединили ее с Крёберсом, который сидел в нескольких метрах от нее в вашем кабинете.

Чем ближе подходил Феллини к концу, тем все более стекленел взгляд Губингера: он прижал руки к подбородку и не изменил позы даже тогда, когда Феллини замолчал. Молькхаммер не смел пошевелиться.

— Так это было? — вдруг крикнул Феллини.

Руки Губингера медленно опустились, нижняя челюсть отвисла, и лицо застыло в глупой гримасе. Губингер сделал глотательное движение и еле слышно выдавил “Да”.