Марина Александрова - Подарок крестного

Не вымолвив о себе ни слова, Михайло сразу приступил к делам: сколько раз уж выручал его Григорий, и теперь, имея на то возможность, Михайло сам хотел помочь своему другу. Иван Васильевич, мигом забыв обо всем постороннем, со вниманием выслушал Григория, кликнул кое-кого из бояр, и опять, не успев даже отдохнуть с дороги, Шорин с головой окунулся в прежнюю кремлевскую жизнь с государевыми заботами, Думами и вечными склоками бояр…

Так, в заботах и хлопотах, потекли дни Михаила. Долго задержавшись в Свияжске и отстав от Московских событий, Шорин теперь наверстывал упущенное, пропадая с утра до вечера то в Кремле, то в Думе, то с поручениями. Порой приходилось разделять с государем и ставшие такими редкими свободные мгновенья: за время похода и отсутствие Михаила Иоанну не хватало вошедших у них в обыкновение долгих бесед.

Вот почему Шорин совсем не мог, как задумывал, ни показать Григорию Москву, ни свести его с некоторыми людьми, ни уж тем более устроить пирушку. Однако Григорию он все-таки помог в главном, и Ермилов дожидался только государева позволения, чтобы отбыть обратно.

Григорий, оставшийся гостем в тереме Шорина, наверное, заскучал бы без хозяина, все время где-то пропадающего, если бы не Анастасия. Михаил, доверявший другу как самому себе, велел супруге не забывать про гостя, почаще с ним беседовать: поведать, что тот пожелает знать, да и вообще не давать ему скучать. Григорию Михайло тоже отдал наказ: ежели его самого не будет, не смущаясь, обращаться со всеми заботами к Анастасии, расспрашивать, а коли будет в чем надобность, смело говорить ей о том.

И Григорий действительно поступил смело – в первый же день, оставшись один, отправился он в палату к боярыне испросить чего-то, да так там и задержался допоздна. С тех пор частенько стали сиживать вместе Анастасия и Григорий, в беседах коротая длинные вечера.

Анастасия, поначалу смущаясь Григория, скоро привыкла к его огненному взору: гость оказался на редкость весел и разговорчив. Умел он и вовремя пошутить, и рассказать что-нибудь умное, а самое главное, интересовался незатейливыми бабьими делами.

Несказанно удивляло Настасью то, что высокий и грозный на вид боярин знал толк в шитье. В этот раз долго билась она над сложным узором: не нравилось боярыне то, что получалось. Порвав нитку, в конец рассерженная, она отложила работу, – решила взяться за что-то другое. Любопытный Гришка был тут как тут: только взглянув на ее рукоделие, нашел он скрытый изъян, из-за которого Настя уже хотела забросить свое занятие.

– Анастасия Васильевна, а ведь нити зеленые у вас вроде как толще, оттого узор неровным кажется, – подметил Григорий.

Когда же растерянная Анастасия достала целую корзину разных цветом и толщиной нитей, Гришка, нисколько не теряясь, ловко вынул именно то, что было нужно.

Гришка, этот бабий душегуб, как за глаза называли его в Новгороде, умел разбираться не только в шитье. Наверное, не было такого дела, в котором бы он совсем ничего не смыслил, но особенно сведущ был по части женских сердец. Так что если хотел чего Гришка, то непременно добивался. Еще ни одна из баб, на которую он положил глаз, не устояла перед его чарами.

То же случилось и с боярыней Шориной: за те вечера, которые проводили они вместе, Анастасия полюбила Григория.

Нельзя сказать, что она не любила Михаила, но зная его с детских лет, относилась к нему скорее как к брату. Лишившись единственного родного человека и боясь неизвестности, Настасья приняла брак с Михаилом как нежданное счастье. И она не ошиблась – Михайло действительно оказался ласковым и заботливым мужем, о каком многим приходилось только мечтать.

После этого Анастасия еще больше привязалась к своему мужу, но сердце, жаждавшее любви, никак не могло успокоиться, потому она так сильно хотела детей. В сыне, хотя и не родном, она наконец нашла успокоение и была уже почти счастлива.

И вот теперь Григорий одним своим взглядом разрушил это долгожданное счастье; доселе дремавшая жажда любви теперь пыталась выбраться на свободу…

Возможно, страсть Анастасии так бы и угасла, если бы Григорий ее не поощрял. Умевший понравиться какой угодно женщине, Ермилов частенько пользовался своим даром, но сам душою так ни к кому и не привязывался. И вот теперь он поймался в свои же сети: столько раз причиняя душевную боль другим, наконец сам испытал подобные муки.

Наверное, он бы так и не страдал, если бы Анастасия не была женой его друга. Привыкнув к тому, что любая женщина становилась его, стоило ему только пожелать этого, на сей раз Григорий столкнулся с непреодолимой преградой. Всячески пытаясь побороть запретную страсть, он лишь подогревал ее еще больше.

В конце концов случилось то, что должно было случиться. Как обычно, зайдя вечерком к Анастасии, Ермилов вдруг заметил, что боярыня сидела не отрывая лица от платочка, и по всхлипываниям ему показалось, что она плачет. Слезы эти для Григория, хотя и немало испытавшего на своем веку, были словно нож под сердце.

Испугавшись, забыл Гришка всякий стыд и бросился утешать расстроенную боярыню.

– Что с тобой, Настенька? – обнимая ее, начал допытываться Григорий.

Почувствовав на себе тепло Гришкиных рук, Анастасия подняла низко опущенную голову, и они очутились лицом к лицу. На самом деле слезы Настасьи были вызваны вовсе не каким-то горем – простудившись, она до прихода Ермилова чихнула несколько раз подряд, что аж слезы выступили, и носом хлюпала тоже от хвори. Увидев, что у Настасьи вовсе нет причин для печали, у Гришки словно сто пудов с плеч свалилось.

Однако успокоенный Ермилов вовсе не хотел отпускать Настеньку, да она и не противилась. Впервые так близко заглянув в ее небесные очи, Гришка словно попал под колдовские чары. Не в силах противиться их магическому действию, он страстным поцелуем впился в ее податливые уста, и уже ни Григорий, ни Анастасия не думали о том, что в любой миг в горницу может войти и кто-нибудь из челяди, и сам Михайло…

Однако в тот день Михайло не вернулся ночевать: допоздна беседовав с государем, решил остаться в Кремле; и никто не заметил, как уже далеко заполночь Григорий вновь прошмыгнул в опочивальню боярыни, а ранним утром, задолго до первых петухов, столь же тихо вернулся в свою палату.

Как ни странно, согрешившая Настасья вовсе не переживала из-за того, что изменила мужу. Впервые за свою жизнь полюбив и к тому же оказавшись любимой, она была безумно счастлива, и это чувство было настолько сладостно, что уже не оставляло места ничему другому.

Размышляя обо всем случившемся, хотя бы сама с собой Анастасия была честна. Ей действительно было все равно, что она так обошлась с Михаилом – человеком, ее любившим, спасшим ей жизнь и столько для нее сделавшим. В конце концов, сама себя утешая, она думала о том, что тоже кое-чем помогла мужу: богатство и имя ее деда, перешедшие к Михаилу после свадьбы, помогли ему встать на ноги.