Алексей Меняйлов - Россия: Подноготная любви.

Итак, если изъясняться достойным темы высоким слогом, то человек, в 41-м отправляемый в связные, внешними обстоятельствами ставился в положение, в котором он был вынужден принять важнейшее для своей души духовное решение: или стать "внешником" и погибнуть без всякого смысла и пользы для Родины и вечности, и даже, хуже того - выжив, нанести Родине вред, укрупнив собой стаю и сделав ее еще более подвластной воле сверхвождя; или же, напротив, избрав Истину, выйти из стаи окончательно и действовать во вред противнику самостоятельно (вместе с себе подобными), - тем обретая жизнь вечную.

В самом деле, ради кого было умирать - и биологически, и духовно? Ради, в конечном счете, Гитлера? Пусть даже с предсмертным воплем: "За Сталина!"?

Конечно, если рассуждать традиционно, задыхаясь в прокрустовом ложе суверенитизма в торгашеском его варианте, то была одна категория населения Советского Союза, впрямую заинтересованная в существовании института связных. Это были высшие местные иерархи власти: секретари обкомов, крайкомов, райкомов партии, драпанувшие в глубокий советский тыл из оккупированных областей, их заместители, инструкторы, а также чиновники в армейских погонах из политуправлений фронтов. Несмотря на то, что все вышеперечисленные могли повлиять на борьбу с захватчиками только отрицательно уже одним только своим существованием (во всяком случае, в первый период войны), они, тем не менее, приобретали оправдание своего отсиживания в тылу, - дескать, организуют отпор врагу на оккупированных территориях, систематизируя отчеты связных (подправляя документы под букву и дух марксизма-ленинизма в сталинской интерпретации; не подправишь - могут и расстрелять) и давая ценные указания тем, кто, в отличие от них, не драпал, а защищал своих жен, детей, - друзей, наконец.

И эта драпанувшая и отсиживающаяся в тылу верхушка управленческой иерархии отнюдь не разделяла с остальным населением Советского Союза полуголодное существование, - нет, она жрала.

Во время военного голода, когда население питалось непонятно чем, хлеб пекли из смесей странного состава, даже с добавлением древесных опилок, а картофельные очистки воспринимались как деликатес, что-то вроде подарка с неба, мать автора и его бабушка жили на втором этаже дома, в котором на первом этаже была пекарня. Да не простая, а "спец" - в ней пекли сладкие сдобные булочки из белоснежной муки - для коммунистической верхушки города Коврова. Терпеть голодным людям поднимавшийся снизу аромат было выше всяческих сил; и тогда еще молодая бабушка (сорока лет не было) не выдерживала, врывалась в коммунистическую пекарню, и, несмотря на тычки и побои, хватала в каждую руку по булочке и неслась из этого вертепа прочь.

"Ум, честь и совесть эпохи" жрала, естественно, не только в Коврове, а повсеместно, и - подобно проститутке Масловой, считавшей свое занятие высокодостойным только потому, что этим занималась она, - считала, видимо, этот осуществляемый ею процесс пищеварения для страны весьма полезным - ведь нужны же партийцам были силы, чтобы внушать населению, что они есть "ум, честь и совесть" эпохи Гитлера…

Конечно, иерархам для борьбы друг с другом силы были нужны - ведь в тылах развелось множество партийных органов, каждый из которых отдавал свои приказы партизанским отрядам - естественно, противоположные и взаимонесовместимые.

Несмотря на важность и серьезность партизанского движения в Отечественной войне, до сих пор не решен в центре основной организационный вопрос - кто должен заниматься организацией и руководством партизанским движением… Существует ряд органов, пытающихся руководить партизанским движением… В результате на местах иногда дело доходит до больших недоразумений, даются отрядам и местным районным партийным и советским органам противоречивые указания.

Полезно поразмышлять, что кроется под эвфемизмом "большие недоразумения". Вообще говоря, неподчинение приказу влекло за собой, по законам того времени, только одно - расстрел (в новом сталинском Дисциплинарном уставе 1940 года было нововведение: в статье 6 специально оговаривалось - подчиненный должен выполнять любое приказание, если нет - расстрел на месте; согласно же статье 7 командир, который не принял всех мер к выполнению своего приказа, должен был предстать перед судом военного трибунала). Всякое "недоразумение", видимо, заключалось прежде всего в том, что было непонятно, кого же расстреливать - из партизан, разумеется, - ведь, следуя только одному из противоположных прикаазов, они тем самым отказывались выполнять другой. В сущности, при любом варианте действий расстрелу подлежал весь партизанский отряд! Чего, как очевидно всякому знакомому с психологической наукой пусть даже поверхностно, подсознательно и добивалась верхушка коммунистической иерархии - психологически, как видно из ее поведения в годы войны, несмотря на взаимную ненависть, единая.

Иначе и быть не могло: всякая война - это попытка стаи цивилизовать неугодников, духовно уничтожить кроме обычных способов еще и угрозой немедленного расстрела.

Вообще, взаимная ненависть секретарей обкомов не должна вводить в заблуждение относительно их монолитности как стаи. Стая держится вертикальными связями, а не горизонтальными. К тому же центр ее может быть на территории другого - вражеского - государства.

Систематически выясняется, что субвожди, вообще говоря, не верят, что их подельщики любят их общего кумира-сверхвождя по-настоящему. Об этом умонастроении невольно проговорился среди прочих и Альберт Шпеер, министр военной промышленности нацистской Германии, осужденный в Нюрнберге на 20 лет тюрьмы, где он и написал свои воспоминания; в них, в частности, он несколько раз сообщил, что никто кроме него, Альберта Шпеера, интеллигента-архитектора, Гитлера по-настоящему не любил, только он один. А остальные вокруг Гитлера - холуи и ничтожества, и его, Гитлера, тайные враги. Министр, естественно, со всей искренностью обыкновенной ревнивой бабы верил только в свою истинную преданность фюреру. Как, впрочем, и остальные его конкуренты в прислуживании вождю, - но все всегда делали только нужное их подверженному садо-мазохистским качаниям вождю.

Так и подсиживавшие друг друга секретари обкомов в 41-м также делали каждый свое - но все в угоду своему субвождю (постольку поскольку он был марионеткой сверхвождя).

Может, конечно, со стороны показаться, что суб-субвожди враждуют между собой несогласованно - но их ненависть напоминает взаимную ненависть супругов, от которых дети-исполнители все равно рождаются.