Александр Филимонов - Проигравший.Тиберий

Тиберий станет императором, причем получит такую власть, какая не досталась даже Августу. И Фрасилл будет рядом с ним, он станет одним из приближенных!

Но для этого, как понимал Фрасилл, нужно было иметь заслуги перед будущим императором. И перед Ливией, конечно. К счастью, обе эти задачи решались одним действием. К несчастью, ошибка в действии могла стоить Фрасиллу жизни.

Он бы отправился на Родос по собственному почину, но не мог решиться. Было страшно. О Тиберии Фрасилл успел составить ясное впечатление как о человеке, способном убить — особенно такую незначительность, как мало кому известный астролог. Тиберий, конечно, помнит доброе участие, которое принял Фрасилл в его судьбе, но… Родос — это не Рим, здесь, в случае чего, не спрячешься и защиты не найдешь.

А сны, не допускавшие двойного толкования, все снились, и в душе Фрасилла разжигался настоящий пожар. Его жизнь — размеренное существование и небольшой, но стабильный доход — стала казаться ему невыносимо скучной, несмотря на то, что в его профессиональной среде ему многие завидовали. Фрасилл был молод и полон желаний, ему хотелось быть причастным к великим делам — а он вынужден был гадать супружеским парам, кто у них родится, мальчик или девочка, предсказывать старикам и старухам скорую смерть, а наследникам — наследство, советовать, какую именно жертву надо принести к домашнему алтарю, чтобы у хозяина перестало пучить живот и вообще дела по хозяйству пошли бы лучше.

А он чувствовал в себе способность предсказывать ход истории! Он не испугался бы, доведись ему разговаривать с самим Юпитером — это Фрасилл чувствовал и даже много раз представлял себе такую встречу. Но он никак не мог побороть страха перед мнительным вспыльчивым Тиберием.

И тогда он решился на отчаянный поступок: дал взятку одному знакомому чиновнику, чтобы тот поспособствовал ему добиться приема у Ливии. Фрасилл надеялся, что сиятельная госпожа еще не забыла его и благосклонно отнесется к его робкой попытке послужить ссыльному Тиберию.

До сих пор Фрасилл не мог понять — правильно он поступил или совершил роковую ошибку? Но переделать уже ничего было нельзя: попав на крючок к Ливии, не стоило и думать, что можно с него сорваться. Получив от сиятельной госпожи подробный инструктаж и порцию произнесенных приятным голосом, но внушительных угроз, он получил и изрядную сумму денег, и обещание, что с него не потребуют отчета об их расходовании. «Что же делать, — сказал себе Фрасилл, — если залез в улей — жужжи». И отправился на Родос (перед тем принеся щедрую жертву Исиде, которую очень уважал).

На острове он понял, что попал между молотом и наковальней: жестокостью и властностью Ливии и упрямством Тиберия. С этого момента только от него самого зависело — расплющат его в лепешку или он найдет в себе силы переворачиваться, чтобы из него выковали что-нибудь полезное. В первую же встречу, начавшуюся так хорошо, Тиберий едва не убил его, но Фрасилла спасло некое озарение, самого его удивившее. Все же он натерпелся такого страху, какого никогда в жизни не испытывал.

С ходу уговорить Тиберия вернуться в Рим не удалось, но Фрасилл кожей чувствовал, что он поколебался в своем упорстве. И значит, успех возможен. Крепость не взята, но помощи ей ждать неоткуда, и предстоит долгая, планомерная осада. К такому повороту событий Фрасилл тоже был готов и на этот случай также имел от Ливии четкие указания.

Но Тиберий оказался очень сложным объектом для успешного воздействия. Его невозможно было понять: иногда Фрасиллу казалось, что он почти уже согласен и остается только найти две-три точные фразы, чтобы пробить брешь в крепостной стене. Но проходил день — и Тиберий вдруг ожесточался, объявлял Фрасилла шпионом Ливии, запирался у себя на вилле и слуге, этому ужасному Фигулу, запрещал пускать астролога к себе. С Фигулом так и не удалось наладить приятельских отношений, что было бы очень полезно для дела.

Вскоре Фрасилл уже узнал: после таких вспышек ожесточения Тиберию требовалось несколько дней, чтобы отойти. Фрасилл спокойно возвращался в город и ждал. После четырех-пяти дней (иногда — недели) Тиберий сам появлялся в городе, приходил в дом, вел себя так, будто ничего не случилось, и снова охотно позволял себя уговаривать. Порой даже сам начинал разговор, чтобы подтолкнуть Фрасилла к таким уговорам.

Вот и шло время, месяц за месяцем. Дело — ни с места. Ливии отправлялись подробные отчеты, в которых Фрасилл оправдывался как мог. Ливия же ему не писала: ее письма могли случайно попасть к сыну. У нее с Фрасиллом была договоренность — если она сочтет нужным что-то сообщить, то пришлет посыльного.

В конце концов посыльный и в самом деле приехал. Он передал, что госпожа Ливия разрешает Фрасиллу вернуться в Рим, но при этом ему следовало обставить свой отъезд так, чтобы не потерять того доверия, которое, как она понимает, приобрел у Тиберия Фрасилл. Она не сердится на астролога за то, что он не смог переломить упрямство ее сына, в свое время вошедшего даже в пословицу. Фрасилл может пока перевести дух, потому что планы Ливии несколько изменились. Разумеется, госпожа Ливия по прибытии Фрасилла в Рим ждет от него всеобъемлющего доклада.

Фрасилл отправился прощаться с Тиберием. Он не мог понять, чего в его душе больше — разочарования или облегчения. Все-таки общество будущего императора было для Фрасилла своеобразной пыткой. И тем более изощренной, что даже при всем своем даре предвидения Фрасилл почти никогда не мог предугадать, какое именно испытание ждет его при очередной встрече.

Он был просто поражен, когда увидел, что Тиберию грустно с ним расставаться! Родосский изгнанник, оказывается, привык к Фрасиллу, разлука с ним представлялась Тиберию невосполнимой потерей, и он даже не особенно скрывал свои чувства — Фрасиллу показалось, что на глазах у Тиберия появились слезы. На прощание Тиберий подарил астрологу перстень с вишнево-красным рубином.

Позже, когда Фрасилл уже стоял на верхней палубе корабля и разглядывал плывущих рядом дельфинов — этих вечных спутников человека на море, — он неожиданно понял, что его миссия вовсе не закончена, и сейчас, возможно, идет один из самых ответственных ее этапов. Неужели госпожа Ливия так точно все рассчитала? Она должна была вычислить, что отъезд Фрасилла вызовет у обуреваемого сомнениями Тиберия приступ одиночества. То ощущение заброшенности всеми, которое станет переживать ее сын, может сработать гораздо сильнее прямых уговоров и убеждений. Впрочем, Ливия пока не ограничена временем, и, даже более того, время работает на нее. Возможно, она решила выдержать Тиберия на Родосе подольше, как выдерживают вино в подвале, чтобы оно приобрело нужный хозяину вкус?