Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

— Говоришь, запрещает их вера? — Помпей повернулся и шагнул в глубину палатки, но тут же остановился и через плечо посмотрел на Антипатра. — Но ведь это и твоя вера, и ты не сегодня узнал об этом.

— К сожалению, это и моя вера, — вздохнул Антипатр.

Помпей отошел к креслу и сел, вытянув ноги.

— Ты говоришь — «к сожалению». Объясни!

— Еще дед мой помнил то время, когда мы, идумеи, были свободны и имели своих богов. Потом пришли иудеи. Мой народ храбро сражался, но их было больше. Они захватили наши земли и заставили нас принять их Бога. Тому уже полторы сотни лет, не меньше. Мы приняли их Бога, но мы не полюбили его.

После продолжительной паузы Помпей сказал:

— Значит, говоришь, Бог запрещает им… Получается, что Бог им дороже собственной жизни?

— Да, это так. Я не знаю другого народа, который бы так чтил заветы Бога. — Проговорив это, Антипатр быстро добавил: — И еще римляне, наверное.

На это замечание Помпей вяло махнул рукой.

…Ждали до следующей субботы. Помпей все эти дни не предпринимал в отношении осажденных никаких активных действий, но зато утроил количество солдат, занятых осадными работами. Он приказал наносить и сложить у рва как можно больше камней, хвороста и другого материала, годившегося для заполнения рва. Собрав всех командиров, Помпей объяснил им предстоящую задачу. На рассвете в субботу солдаты начнут забрасывать ров камнями и хворостом. Когда это будет закончено, то тут же, не мешкая, они станут устраивать площадку для установки метательных машин. К вечеру все машины и основания для штурмовых башен должны быть готовы. Каждый солдат, участвующий в деле, получит специальное задание, будет знать, что ему делать и как, чтобы не мешать другим и не оставаться без дела. При этом ни один камень, ни одна стрела не должны быть пущены в сторону крепостных стен. Во избежание недоразумений и случайностей все солдаты, участвующие в работах, будут разоружены.

На рассвете в субботу римские солдаты принялись энергично забрасывать ров. А так как все материалы были сложены в непосредственной близости, то уже к полудню, раньше, чем полагалось по плану Помпея, ров оказался заполнен. Настал черед тех, кому поручено было устраивать площадку для метательных машин.

Наверно, если смотреть с высоты храмовых стен, это множество людей копошилось внизу подобно муравьям в муравейнике, но защитники ясно понимали весь зловещий смысл такого копошения. Однако они только наблюдали за работами римлян внизу — прежняя энергия теперь словно покинула их. Снизу они могли показаться лишь безмолвными и равнодушными наблюдателями.

Сначала римские солдаты с опаской поглядывали на крепостные стены, но, видя, что защитники не переходят к обычным своим действиям, а просто смотрят на них, успокоились и уже не обращали на осажденных ровно никакого внимания. Работы продолжались даже с наступлением темноты, при свете больших костров, зажженных вокруг. Основная часть была завершена еще до полуночи, а ровно в полночь крепостные стены храма словно очнулись от непонятной для римлян спячки. Сверху полетели камни, стрелы, дротики. Защитники метали их с такой неистовостью, будто хотели наверстать упущенное время.

Но время было упущено, и запоздалые действия защитников уже не могли причинить римлянам существенного вреда.

На следующий день заработали метательные машины, а еще через три дня было возведено несколько осадных башен. Некоторые из них оказались значительно выше крепостных стен… Защитники храма были обречены (и, наверное, сами понимали это), но продолжали сражаться с прежним упорством.

Помпей снова стал деятельным, появлялся то там, то здесь, отдавал приказы, ободрял солдат. Две недели продолжалось камнеметание, и наконец стена одной из башен была пробита. Осажденные пытались заделывать брешь, но машины снова ее пробивали, и с каждым днем пролом становился все шире и шире.

И вот Помпей назначил день штурма. Ирод сказал отцу, что хочет в нем участвовать, хотя сам находился при легионах Пизона, с внутренней стороны города. Отец внимательно на него посмотрел и, значительно понизив голос (хотя они были одни), строго спросил:

— Ты никому еще не говорил об этом своем желании?

— Нет.

— И даже Гиркану?

— Даже Гиркану.

Ирод был удивлен допросом отца и сказал, пожав плечами:

— Но почему ты спрашиваешь, отец?

— Потому что тебе не нужно участвовать в штурме, — спокойно и твердо ответил Антипатр.

Ирод непонимающе улыбнулся: ни слова отца, ни строгость, с которой он говорил, не были ему понятны. Получалось, что, высказав отцу свое столь естественное желание, он сказал то, что не должен был говорить.

Прежде чем продолжить, Антипатр посмотрел по сторонам.

Как воин и как мой сын ты поступаешь правильно. Приверженцы Аристовула — враги первосвященника, а значит, и наши враги. Но как человек, который желает… — Антипатр прервался и с особой внимательностью посмотрел в глаза сына, словно хотел прочесть в них что-то. — Как человек, который желает, — повторил он уже другим, торжественным тоном, — достичь высшей власти… В этом случае ты делаешь ошибку, — Антипатр снова прервался, а Ирод смотрел на него удивленно и вопросительно и ждал. Наконец Антипатр продолжил: — Посмотри, как было с субботой. Помпей оказался прав, он догадался, что иудеи любят Бога больше, чем жизнь.

Иерусалимский храм — это главная их святыня. Я уже не говорю о помещениях, которые они называют «святая святых». Кроме первосвященника, никто не имеет права войти туда.

— Но, отец, я и не думал!.. — воскликнул Ирод. Объяснения отца все еще оставались ему непонятны. Но в них было обвинение, а он не чувствовал себя виноватым.

Антипатр не дал ему договорить — перебил не грубо, но строго:

— Если бы ты имел цель участвовать в осквернении их святынь, я бы говорил с тобой по-другому. Я знаю, что у тебя серьезные планы и высокие устремления. Знаю — очень, очень высокие! И поэтому, — не желая замечать протестующего движения Ирода, четко и с особенным нажимом выговаривая слова, произнес он, — ты не должен участвовать в битве. Пройдет время, бывшие враги забудут свои обиды, но они никогда не забудут, кто вместе с римлянами врывался в их святая святых. Ты молод, ты горяч, ты хочешь настоящего дела. Я это понимаю, Ирод, я сам был таким. Но послушай меня, сейчас не время — утишь свои желания и оставайся в лагере Пизона.

Ирод понял, что отец прав, и принял его правоту, но все же, не сдержавшись, возразил:

— Но мы все равно помогаем римлянам! Нам этого тоже не забудут.

Антипатр ответил устало:

— Ты прав, не забудут. Но первосвященник делает то же, что и мы, а по положению он неизмеримо выше нас, и таким образом, хотя и невольно, он прикрывает нас собой. Нас ненавидели и будут ненавидеть, но об этой осаде прежде всего скажут: «Первосвященник был с римлянами», а про нас: «Они были с первосвященником». Если ты пойдешь на штурм и вместе с римскими солдатами ворвешься в храм, то скажут: «Ирод осквернял наши святыни». — Антипатр провел ладонями по лицу, — Иди, Ирод, будь рядом с Гирканом, постарайся не отходить от него ни на шаг, особенно во время штурма.