Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

— Вся жизнь, — повторил за отцом Ирод тоном обиженного ребенка, которому на неопределенное время отсрочили получение желаемого подарка.

Антипатр невольно усмехнулся:

— Я имел в виду свою жизнь. Мне осталось немного. Ты молод и еще успеешь насладиться властью. Будь терпелив и, главное, научись любить народ. Или же — что сложнее — научись притворяться, что ты его любишь. Но запомни, Ирод, чтобы хорошо притворяться, нужно уметь быть искренним.

— Как это, отец?

Антипатр махнул рукой:

— Ты сам поймешь со временем. А сейчас заклинаю тебя, будь терпелив. И еще — не держи зла на Гиркана, сейчас он наша единственная опора, без него мы никто. Защищай его — если понадобится, то и ценой собственной жизни. Пойми, если бы он мог, он возвысил бы нас до себя. Но он не может, он виноват перед своим народом, и народ не доверяет ему. Держись за Гиркана, — укрепляя его, мы укрепляем самих себя. А сейчас иди. Завтра я сообщу тебе нечто важное. Готовься.

— Но что это, отец?

Антипатр не ответил (разговор происходил в их доме, в Иерусалиме, в кабинете Антипатра), склонился над свитками, лежавшими на столе.

Ирод ушел от отца обескураженным. Возразить на слова Антипатра было нечего. С другой стороны, при всем понимании отцовской правоты, Ирод был с ним не согласен. Годы и годы служить этому жалкому и бессмысленному народу. Кому? Крестьянам, пасущим стада, менялам у храмов, нищим попрошайкам, самодовольным торговцам? Нет, он не будет служить им, он заставит их служить и подчиняться ему, Ироду, избраннику судьбы. В ту минуту, как никогда, он чувствовал себя избранником — несмотря на несбывшиеся надежды и тяжелый разговор с отцом.

Ночью, осторожно выйдя во двор, он сел, прислонившись спиной к теплой еще стене дома, и, запрокинув голову, неподвижно смотрел на свою звезду, в ту ночь особенно ярко сиявшую на черном, как дно глубокого колодца, небе.

Утром — Ирод еще спал после бессонной ночи — Антипатр зашел в комнату сына. Антипатр окликнул его, Ирод открыл глаза и рывком поднялся. Не садясь, а пройдя по комнате из угла в угол, Антипатр остановился перед Иродом и проговорил с видимой строгостью, как бы заранее предупреждая возможные возражения сына:

— Я хочу, чтобы ты женился. Мать уже нашла тебе невесту, я получил от нее письмо.

Кипра с сыновьями и дочерью жила в Массаде, куда они переехали из Петры.

— Женился? — переспросил Ирод, еще не вполне проснувшись.

Антипатр возвысил голос:

— Ты разве не слышал, что я сказал?! Невесту зовут Дорида, она девушка из хорошей семьи, идумейка.

— Но, отец, я думал…

Ирод не сумел договорить, Антипатр резко перебил сына:

— Пока еще я думаю за тебя, а ты обязан исполнять то, что я велю.

Давно уже Антипатр так не разговаривал с сыном — Ирод скорее с недоумением, чем со страхом смотрел в суровое лицо отца. Чуть покрасневшее, как это всегда бывало, когда он волновался или гневался, с непреклонным блеском глаз.

— Или ты считаешь иначе? — Лицо Антипатра покраснело еще больше.

— Нет, отец, — опустив голову, тихо проговорил Ирод, — я сделаю так, как ты хочешь.

Глядя в пол, Ирод услышал сердитую поступь отца. Антипатр снова прошел из угла в угол и опять остановился перед Иродом. Некоторое время длилось молчание. Когда Антипатр заговорил, голос, его звучал значительно мягче:

— Кроме того, что я тебе уже сказал, у меня есть к тебе важное поручение. Я никому не могу доверить это, кроме тебя. Я бы написал, но боюсь, что письмо может попасть в чужие руки. Если такое случится, нам всем будет угрожать большая опасность, — Он сделал паузу и с особенной четкостью выговорил: — Смертельная опасность. Ты понимаешь меня, Ирод?

Ирод поднял голову и посмотрел на отца:

— Да. Не беспокойся.

— Хорошо. — Антипатр отошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул наружу. Затем плотно прикрыл дверь и вернулся к сыну. — Мы уже говорили с тобой вчера, не буду повторяться. Я не доверяю Малиху и Пифолаю. В иудейском войске преданных мне людей не больше двух тысяч. Ты поедешь в Массаду и будешь говорить со своим братом Фазаелем. Передашь ему, чтобы он начал тайно формировать отряды из преданных нам идумеев. Пусть он обратится к моим ветеранам. При этом воины — запомни! — не должны собираться в Массаде, их нужно распределить в равных количествах по всем городам Идумеи. Часть денег, которые отпущены на содержание иудейского войска, пойдет туда. Еще я возьму у Гиркана, он обещал мне на подкуп римских чиновников. Деньги я сумею переправить в Массаду — хватит, чтобы вооружить и содержать по крайней мере восемь тысяч воинов. Ты понял меня?

— Да, — твердо ответил Ирод.

Антипатр поднял руку на уровень глаз, выставил указательный палец:

— И еще. То, о чем я сказал, должны знать только ты и Фазаель, и никто больше. Ни другие твои братья, ни мать. Ты поедешь завтра утром, я дам тебе двенадцать своих телохранителей, из самых отважных. Ты знаешь их всех.

Ранним утром, еще курился туман в чашах иерусалимских прудов, Ирод в сопровождении двенадцати всадников выехал из города. Поручение, данное ему отцом, было первым серьезным делом с тех пор, как Ирод почувствовал себя взрослым. Он был преисполнен гордости и время от времени строго поглядывал на своих провожатых.

Впрочем, ощущение гордости длилось недолго. Всю остальную дорогу он думал о менее приятном — о предстоявшей женитьбе, о незнакомой девушке по имени Дорида, которая станет его женой, ляжет в его постель и будет принадлежать ему.

Его опыт общения с женщинами был невелик. Были две женщины-блудницы — одна в Петре, другая в Массаде. К ним его водил Фазаель. Но блудница и девушка — не одно и то же, так что никакого настоящего опыта у Ирода не было. И, думая о неизвестной невесте по имени Дорида, он то предавался сладостным мечтаниям, то, напротив, ощущал неуверенность и тяжело вздыхал, низко опустив голову.

Уже при въезде в Массаду Ирод ощутил себя дома. Странное и незнакомое, это чувство не покидало его, пока он проезжал по кривым, узким и шумным улочкам, не таким шумным, как в Иерусалиме, но все же. Торговцы торговали, нищие просили милостыню, менялы на рыночной площади звенели монетами. Город жил той же жизнью, что и другие города — как Иерусалим, как Дамаск, даже как Петра. Но что-то в нем было иное, если и не родное, то близкое ему, Ироду. В Иерусалиме он всегда чувствовал себя чужаком, всегда казалось, что жители смотрят на него с неизменной ненавистью, в лучшем случае угрюмо. Так ему казалось, хотя его вряд ли кто-либо узнавал в Иерусалиме. Здесь, на улочках Массады, никто не обращал внимания на группу пробиравшихся сквозь толпу всадников — лишь равнодушные беглые взгляды, короткое отвлечение от суеты повседневных дел. Но если там, в Иерусалиме, глядя на жителей, Ирод чувствовал — чужие, то здесь чувствовал — свои.