Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

— Они наступают. Скажи, благородный Аристовул, что же нам делать?!

И «благородный Аристовул», спокойно глядя на Флака, ответил:

— Умереть, доблестный Флак, нам остается умереть.

Флаку нечего было возразить, он едва не лишился чувств.

Потом выехал Сервилий, трижды прокричал: «Да здравствует Цезарь!», и опасность миновала совершенно чудесным образом. Цезий Флак снова почувствовал себя значительным лицом, чуть ли не покорителем Азии, тем более что Сервилий всячески старался расположить его к себе.

После всего произошедшего ненависть Флака к Аристовулу сделалась совершенно нестерпимой: иудейский царь видел его страх, его унижение, он должен был… умереть. Никакого другого выхода для спасения своей чести Флак не находил. Гней Сервилий рассказал ему об Антипатре (о том самом, что так долго стоял на коленях перед иудейским царем), сказал, что он доблестный воин и надежный союзник Рима и что сам Помпей Магн отличил его.

Упомянув о Помпее — да еще назвав его Великим! — Сервилий растерялся и, не зная, как исправить свою ошибку, сказал Флаку:

— Прости, но я хотел…

Цезий Флак внимательно на него посмотрел и ответил со странной улыбкой:

— Ты сказал то, что сказал, мой Сервилий, и тебе не в чем раскаиваться — Помпей стал врагом Цезаря, но не перестал быть Великим.

Сервилий не знал, как принять такой странный ответ Флака: либо это ловушка, либо приглашение к откровенному разговору. И то и другое не было Сервилию по душе — он всегда предпочитал держаться подальше от политики. Этот Флак всегда найдет себе защитников в Риме, тогда как Сервилию можно было надеяться лишь на самого себя. И Сервилий осторожно проговорил:

— Тебе виднее, доблестный Флак, ты знаком с людьми власти. Я же всего лишь солдат.

Флак только усмехнулся. Кто бы знал, как он ненавидит Цезаря! Это из-за Цезаря он лишился привольной и веселой жизни в Риме, из-за Цезаря вынужден был отправиться в дикую страну где-то на краю света и иметь удовольствие беседовать с этим неотесанным мужланом Гнеем Сервилием, а также терпеть высокомерие проклятого иудейского царя.

В последующем разговоре с Сервилием выяснилось, что Антипатр — враг Аристовула, вынужденный преклониться перед последним только вследствие перемены власти в Риме.

— Более надежного и влиятельного человека здесь, в Азии, я не знаю, — сказал Сервилий.

Тогда Флак спросил:

— Почему же не сделать его, ну, скажем, иудейским царем?

Сервилий пожал плечами:

— Я всего лишь военный трибун при сирийском наместнике и не имею власти свергать царей и ставить новых. Пусть этими вопросами занимаются в Риме.

— В Риме, — усмехнулся Флак. — В Риме некому этим заниматься, — Он неожиданно спросил: — Значит, ты говоришь, что Антипатр — враг иудейского царя?

— Это так, — кивнул Сервилий.

— И при случае не прочь свести с ним счеты?

Сервилий не понимал, куда клонит Флак, и осторожно ответил:

— Восток трудно понять: может быть, да, а может быть, нет.

Флак ответил не сразу. У него явилась мысль отомстить обоим сразу: и Цезарю и Аристовулу. Он спросил:

— Ты долго прожил на Востоке, мой Сервилий. Скажи, это правда, что здесь для устранения соперника мечу предпочитают яд? Мне говорили, что и яды здесь особенные: человек умирает не сразу, а через несколько дней, а то и недель, так что трудно определить причины смерти.

Сервилий испуганно посмотрел на Флака — он подумал, что тому каким-то образом стало известно о планах Антипатра. Этого еще не хватало! Он ответил как можно равнодушнее:

— Я никогда не интересовался такими вещами.

Флак дружески похлопал Сервилия по плечу:

— И напрасно, мой Сервилий, это же так любопытно. Признаюсь, я не прочь увидеть, как человек медленно встречается со смертью. Если ты найдешь случай позабавить меня этим зрелищем, я буду тебе очень обязан.

Вечером того же дня Цезий Флак устроил пир по случаю дружеского соединения обоих войск. Перед этим он вызвал к себе Антипатра и довольно долго говорил с ним. Гней Сервилий с тревогой ждал окончания разговора, а когда Антипатр вышел, спросил:

— Ну что? Что он сказал тебе?

Антипатр скромно ответил:

— Благородный римлянин был слишком добр к несчастному Антипатру и обещал свое покровительство.

«Дождешься покровительства от этого заносчивого мальчишки!» — подумал Сервилий, но вслух ничего не сказал. Он не предупредил Антипатра о странных речах Цезия Флака относительно отравлений по восточному образцу. Его неповоротливый ум так и не сумел решить, полезно сказать об этом или нет. Но опыт долгого пребывания на службе подсказал трибуну: если сомневаешься, лучше смолчать.

Все уже собрались за пиршественным столом, кроме Аристовула, — его почетное место рядом с Цезием Флаком пустовало. Флак послал центуриона за иудейским царем. Центурион вернулся один, передав: Аристовул просит простить его, он почувствовал внезапное недомогание и вынужден отклонить приглашение. Выслушав центуриона, Флак с напряженной улыбкой обратился к присутствующим:

— Слишком рано царь иудейский чувствует недомогание, обычно это бывает наутро после пиршественных возлияний. Или в Азии другие порядки?

Все вежливо заулыбались, но никто ему не ответил — шутка была слишком похожа на угрозу.

Флак снова послал центуриона за Аристовулом:

— Передай царю иудейскому, что у меня есть лекарство от его болезни. Или он не хочет принять исцеление из рук римского трибуна?!

После этих слов Сервилий поймал на себе быстрый взгляд Антипатра, сидевшего в конце стола, как раз напротив того места, которое предназначалось для Аристовула. Взгляд Антипатра был слишком красноречив.

Сервилий сказал, обращаясь к Флаку:

— Дозволь мне самому пойти за иудейским царем, я надеюсь, что смогу…

Сервилий не сумел договорить, Цезий Флак остановил его нетерпеливым взмахом руки, едва слышно злобно выговорив:

— Не беспокойся, мой Сервилий, если он не придет, я прикажу привести его силой.

Но силу применять не пришлось: в палатку вошел Аристовул. Он был бледен и угрюм, он в самом деле казался больным. Вежливо, но без улыбки он приветствовал Флака и гостей. Флак указал ему на место рядом с собой, сказав:

— Для меня честь сидеть рядом с тобой, царь иудейский!

Пиршество началось, но веселье было натянутым, и причиной тому стала нарочитая угрюмость иудейского царя. Он редко поднимал глаза на гостей, возлежал, уставившись в одну точку перед собой, не улыбнулся даже тогда, когда Флак поднял чашу за его здоровье. А когда Флак провозгласил тост за здоровье «доблестного Антипатра», рука Аристовула дернулась и из чаши пролилось вино. Он не выпил из чаши, лишь поднес ее к губам. Сервилий заметил, что Флак при этом злорадно ухмыльнулся.