Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

Фарисеи то ли упустили время, то ли не решились выступить, а уже к вечеру посланный от Фалиона доложил, что идумейцы вступают в город. Вскоре прибыл и сам Фалион — запыленный, усталый, угрюмый. Он сообщил, что Аристовул так и не попытался их атаковать, но что у него есть сведения: противник движется сюда и уже к утру может достигнуть Иерусалима. Закончив, он спросил брата:

— Ты отдашь распоряжение готовиться к обороне?

Антипатр отрицательно покачал головой:

— Нет, я приказываю продолжить движение, мы займем позицию за крепостными стенами.

— Но это безумие! — воскликнул Фалион, обычно не противоречивший брату.

— А ты считаешь разумным подняться на крепостные стены, чтобы иметь за спиной еще одного противника?

— Еще одного противника? — переспросил Фалион. недоуменно нахмурив брови.

— Да, жителей Иерусалима, — с короткой усмешкой ответил Антипатр, — Или ты считаешь их нашими союзниками?!

Фалион, разумеется, так не считал — правота брата стала очевидной. Однако он опять возразил:

— Но разве на равнине мы будем менее уязвимы? Кроме того, солдаты устали, им нужен отдых.

— Об отдыхе придется забыть, — сказал Антипатр достаточно резко, так, словно перед ним был не брат, а только подчиненный, — Мы разобьем лагерь по всем правилам римской военной науки, со рвом и палисадом [5] …со рвом и палисадом. — Палисад (от лат. Palus, кол) — здесь ряд забитых в землю свай для укрепления откосов и насыпей, строился в военных целях как заграждение из заостренных стволов деревьев или кустарника. . Солдаты устали, я знаю, — прикажи вывести жителей, сколько удастся захватить. Мы будем строить лагерь при свете костров.

Фалион больше не возражал, он молча поклонился и вышел, через окно Антипатр слышал, как брат отдает приказы.

Когда Антипатр говорил «мы будем строить лагерь», он не оговорился — он рыл землю и сплетал кустарниковые палисады вместе с солдатами. Увлекаемые примером своего командира, солдаты работали быстро и умело.

В центре прямоугольника, предназначенного для лагеря, прежде всего были разбиты две палатки: одна для Гиркана, другая для жены и детей Аристовула. И у той и у другой палатки Антипатр выставил стражу из самых отважных и преданных воинов. Им было приказано никого не подпускать к палаткам и никого не выпускать наружу, даже первосвященника — Гиркан был в подавленном состоянии духа, и Антипатр не считал его надежным соратником. Только к утру закончилось строительство лагеря. Каждый из солдат, кажется, повалился на землю в том месте, где его застал отбой, согнанные на земляные работы жители вернулись в город, еле волоча от усталости ноги. Только два человека за всю эту ночь не сомкнули глаз — Антипатр и Гиркан. Первый — потому что должен был охранять сон своих солдат, второй — потому что его била лихорадка.

Некоторое время Антипатр смотрел на грозные стены Иерусалима, чернеющие в предрассветном сумраке, потом вздохнул, провел ладонями по лицу и направился к палатке Гиркана, переступая через тела спящих.

Первосвященник встретил его испуганным возгласом:

— Что?

— Все очень хорошо, — сказал Антипатр, придавая голосу оттенок ленивой уверенности, — здесь мы сможем выдержать осаду сколь угодно долго.

— Сколь угодно долго?! — повторил Гиркан таким тоном, будто это обстоятельство особенно пугало его.

— Да, — кивнул Антипатр, — но надеюсь, что этого не понадобится. Когда подойдет Аристовул, мы вступим в переговоры. Вы должны уладить свои разногласия, вы же братья.

— А когда, когда он подойдет?

— Скоро. Тебе следовало бы поспать, — И с этими словами Антипатр покинул палатку первосвященника. Стража снаружи спала, но такое нарушение дисциплины в те минуты не беспокоило Антипатра — он прошел мимо, стараясь ступать как можно тише, словно боясь потревожить тяжелый сон солдат.

Антипатр знал, что наступают моменты, когда человеческие силы достигают своего предела и уже ни приказ, ни смертельная опасность ничего не могут поделать с человеком — его сон похож на небытие. Он и сам едва держался на ногах, возможность плена или смерти не волновала его. Лениво явилась мысль, что солдаты Аристовула тоже устали после утомительного перехода и вряд ли в эти минуты на что-либо способны, кроме отдыха. Чуть прищурившись, Антипатр посмотрел в ту сторону горизонта, откуда выплывал еще розовый, а не желтый круг солнца. «Неужели я вижу его в последний раз?» — вяло подумал он и отвернулся.

…Ирод издалека заметил группу всадников и пришпорил коня. Конь перешел с рыси на галоп. Когда до цели оставалось не более ста шагов, Ирод узнал отца и тут же услышал: — Ирод!

Это кричал отец. Конь поглотил последние метры, казалось, одним прыжком. Резко натянув поводья, Ирод еще на ходу спрыгнул на землю и, подбежав к отцу, схватился за стремя, прижался горячей щекой к пропыленному сапогу. Почувствовал, как ладонь отца коснулась его головы. Рука отца дрожала.

Антипатр и Гиркан прибыли в Петру всего лишь с горсткой телохранителей. Идумейские отряды пришлось оставить на самой границе Аравийского царства — так повелел царь Арета. Командовать идумейцами Антипатр велел своему брату Фалиону.

Прибытие первосвященника в Петру прошло незамеченным. Просто несколько всадников, утомленных и запыленных, проехали по улицам города и остановились у дома матери Ирода, Кипры. Мать встретила их у крепостных ворот, низко поклонилась Гиркану, перекинулась несколькими приветственными словами с мужем. Она не изображала на лице улыбку, но и не плакала, глаза ее остались сухи и тревожно блестели.

Гиркану отвели лучшее помещение в доме. Сославшись на недомогание, он отказался от обеда и попросил себя не беспокоить. Антипатр обнял сыновей, поднял на руки дочь и удалился в покои жены, плотно притворив за собою дверь.

Ирод был обескуражен. Он так ждал отца, так хотел выслушать его рассказы о походах и военных подвигах. И хотя по всему было понятно, что ни о каких подвигах сейчас не могло и речи идти, что отец не победитель, а беглец, сын не хотел верить в это — и не верил. Он знал одно — отец его великий воин, может быть самый великий из всех, и то, что другие называли бегством, он называл необходимым военным маневром. Ему хотелось поговорить с отцом, сказать ему, что он уже взрослый мужчина, воин, и что он готов идти в поход вместе с ним, чтобы наказать, чтобы победить всех его врагов.

Он ходил по двору, ежеминутно поглядывая на окна покоев матери. Услышал голос слуги, звавший Фазаеля:

— Иди, отец хочет говорить с тобой.

Ирод, сам не зная зачем, сделал несколько быстрых шагов к дому и остановился, закусив нижнюю губу до крови. Отец звал не его, а старшего брата. Ирод ощутил мгновенную неприязнь к Фазаелю. Он любил старшего брата и уважал его, но зачем он, ученый книжник, сейчас понадобился отцу? Сейчас отцу нужен он, Ирод, преданный и умелый воин. Да, он не побывал ни в одном сражении, но что из того? Ведь он уверен в себе. Он ловок, смел, он никогда не отступит, отец может полностью положиться на него. Неужели отец не чувствует этого!