Владислав Ванчура - Картины из истории народа чешского. Том 1

Рассуждая так, отшельник, наконец, задремал, и когда ровное дыханье рабов разогнало его страхи, охватило его сочувствие к ним.

Померещилось ему, будто заглядывает он в жилище, где на стенах висят божки, почудилось ему, будто слышит он голос вещего старца, и вдруг увидел во сне все поселение.

Оно было погружено в сон. Мужики спокойно и ровно дышали, и отшельник видел, как то поднимаются, то опускаются их груди. Ощущал тепло, исходящее от их ложа, чувствовал, как нисходят к нему мир и покой, но внезапно его дремлющий дух стеснила тоска: ему привиделось войско. Оно двигалось в ночи, продиралось сквозь чащу. Наемники размахивали мечами, и буйное веселье рвалось из их глоток. Они шагали по опушке леса, все ближе и ближе подходя к поселению — вот уже достигли дверей лачуги, вот уже плашмя хлещут саблями, волокут пленных и надевают на них оковы.

Когда исчезла первая картина, в слабых проблесках ума узрел отшельник дергающиеся тела. Потом предстала перед ним толпа, состоящая из мужчин и женщин. Их гонят, будто стадо, и они падают под ударами, и заламывают руки, выкрикивая сквозь плач и отчаяние страшные проклятия.

И в ужасе пробудился он, и от жалости захолонуло его сердце. Он чувствовал, что в нем укрепляется воля творить дела добрые и успешные. Он чувствовал, что милосердие Божие опирается на его длань, и почудилось ему, что в шелесте листьев и шуме крон слышится голос, который обращается к нему и говорит: предоставь этим двум невольникам и ребенку прибежище и дай им пищу.

Послушный этому гласу, отшельник встал и разделил свой сыр на четыре доли. Потом разлил молоко в такое же число посудин и, разламывая на части большие ржаные лепешки, обдумывал, как обеспечить всех новыми топорами и как с помощью рабов поставить хлев и новый дом.

И случилось так, что почин отшельника был благословлен. Случилось так, что Господин всего мира приумножил его ульи и стада и пособил тому, чтоб его рабы подыскали себе женщин. Обнаружили они их где-то на берегах рек, что берут начало в торфяных болотах на расстоянии дня пути от поселения, коему дано было название «Пустынька».

История пленения женщин такова.

Когда правлению Бржетислава пошел десятый год, поселился в Польше какой-то старый рабовладелец. Было у него, лишь четверо слуг, и поскольку столь малому числу помощников легче управлять двадцатью женщинами, чем восьмьюдесятью мужчинами, да и на рынках рабыни ценятся дороже, чем рабы, решил он купить на продажу женщин. После того как сделка была совершена, двинулся он в путь-дорогу. Шел через Моравию, направляясь в Чехию, ибо пражский невольничий рынок был один из самых знаменитых. Шагая по Чешской земле, прослышал рабовладелец, что платить за молодых рабынь вчетверо больше, чем за то же число молодых рабов, давно перестали.

— Будешь и тем доволен, — говорили ему зеваки, которые окружали на остановках его процессию, — если от этих бесстыдных денег хоть половину получишь! Ишь, неймется ему! Да самая что ни на есть красавица-рабыня едва-едва стоит тех денег, что дают за двух рабов!

Работорговец старинной закалки не мог смириться со своим несчастьем.

— Как же так, — возражал он любопытствующим, — я за каждую невольницу пару благородных коней отдал! Такой далекий путь одолел! Кормлю их которую неделю, они столько мяса съели, что не поверите! Бедра у них крепкие, глаза горят, а я, бедный убогий старик, должен отдать их ниже той цены, что принята в целом свете? Нет, не могу я с этим примириться и пойду со своим стадом на Дунай, где держатся еще старых обычаев и где за рабыню платят как положено!

Убедившись, что в Чехии все дудят в одну дуду и что получит он меньше, чем рассчитывал, повернулся торговец спиной к Праге и поступил как грозился. Пошел к Дунаю. Сошел с проезжего тракта и двигался лесами, зная, что князь, не имевший ничего против появления новых рабов на его земле, с некоторых пор косо смотрел на тех, кто угонял их через пограничные межи. Поэтому крепости и замки богатых вельмож торговец обходил стороной. Таился, осторожничал и кожей чуял, что не стоит доверять даже зевакам, которые с вожделением, но без охоты раскошелиться разглядывали полукружья грудей у польских девиц.

Эти три довода, как-то: низкие цены, придирки князей и страх, что товар расхватают, заставили торговца, свернув с проезжего тракта, пойти по бездорожью. Шел прислужники да еще несколько полячек напились где-то в лесу из следа, который, как выяснилось впоследствии, оказался следом дьявола. Несчастных била страшная лихорадка, а когда караван подошел к «Пустыньке», они чуть не отдавали Богу душу.

В эту же пору рабы отшельника рыскали по лесу в поисках рогатины под телегу или дерева, чтоб ствол был помягче — в самый раз для ножа. Отшельник вознамерился изготовить из него распятие. Один раз в жизни посчастливилось ему — случилось это в Сазавском монастыре — насладиться мастерством какого-то монаха, и он дал себе обет, что тоже освоит это искусство и выточит распятого Иисуса Христа.

Так вот, рабы в поисках рогатины все дальше и дальше углублялись в лес, но ни одно из деревьев им все еще не приглянулось.

Меж тем несчастные, что брели тем же лесом, уже еле держались на ногах. Стояла удушливая жара, кони спотыкались, и торговца в седле мотало из стороны в сторону. Голова у него пылала, но он еще силился размышлять о своей судьбине. Приведя в порядок мысли, подозвал одну из рабынь и сказал:

— Видишь, за нашей спиной сидит злой дух, он дышит нам в затылок и нагоняет страшный зной. Это все оттого, что сейчас светит звезда, прозванье которой Сириус. Это все оттого, что нынешние дни проходят под знаком этой собачьей звезды. Если бы ты вздумала вдруг оставить мой караван, то непременно спятила бы с ума и погибла в трясине! Вот все, что я хотел тебе сказать, и я хотел бы, чтобы это ты передала остальным рабыням. А теперь возьми моего коня под уздцы и веди нас к роднику, чтобы мы могли охладить чело.

Однако рабыни приписали хворь чарам, которые принесут им избавление, и решили потерпеть, пока торговец совсем не ослабеет. И тогда они рассчитывали его убить. Когда торгаш лежал у прохладных струй, обмакивая в них кончики пальцев, а женщины готовились нанести удар, на их следы напали наши невольники и, наклонясь к земле, долго разглядывали, изучали отпечатки подков и отпечатки ног, идущие рядом. И увидели они, что следы мелкие, а ямки, которые остались на земле от пальцев, — крохотные и нежные, так что без особого труда определили они, что караван, прошедший здесь, — невольничий, а среди невольников есть и женщины. Устремившись следом, они настигли торговца, лежавшего у хладных струй, опустив руку с низкого берега в воду. Настигли его слуг, лежавших, задрав подбородки кверху, и, видя, что они плохи, не тратя времени ни на расспросы, ни на словопрения, накинулись на караван и захватили женщин, порешив одного-единственного слугу, который мог оказать им сопротивление. Остальных бросили на произвол судьбы и весело повлекли за собой свою добычу. И от тех женщин позднее родилось множество ребятишек.