Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

— Заговоры, как правило, всегда ужасны. Итак, о чем же ты собирался сказать?

— Ирод хотел подкупить меня, чтобы я убил тебя. Он предложил, чтобы на пути в Александрию я с помощью какого-нибудь яда вызвал лихорадку у тебя и еще нескольких слуг — тогда весь мир поверил бы, что это обычная малярия. Затем ты и еще несколько человек — с моей помощью — умерли бы от болезни. Он зашел в своих планах так далеко, что говорил уже о траурной процессии, которая прибудет в Александрию. Потом, спустя немного времени, я должен буду приехать в Иерусалим и принять обещанную им высокую должность, за которую мне будут платить один аттический талант серебра в год.

Клеопатра способна была выслушать даже самые чудовищные известия, не изменяя при этом выражения лица. Тот, кто увидел бы нас, подумал бы, что мы просто ведем праздный, ничего не значащий разговор в прохладной тени этого маленького, заботливо ухоженного садика.

Затем она как бы между прочим спросила:

— И ты ни минуты не раздумывал, не стоит ли тебе принять это предложение?

— 324 —

— Ты не должна была этого спрашивать, царица, — сказал я печально и опустил глаза. Тут я почувствовал легкое прикосновение ее руки на плече.

— Не обижайся, Гиппо. Это было бы вполне понятно, если бы ты…

Я перебил царицу — чего никогда обычно не делал:

— Это было бы предательством!

— Да, ты прав, мне действительно не следовало спрашивать тебя об этом. Позволь мне вместо этого поблагодарить тебя. Если Ирод оценивает мою жизнь только в один талант, то ты за свою верность заслуживаешь трех — конечно аттических.

Это еще больше оскорбило меня, и я не стал этого скрывать.

— Нет, царица. Я не хочу никаких денег. Ирод подкупал меня, чтобы убить тебя, ты тоже предлагаешь мне награду за свою жизнь. Лучше было бы, если бы при этом не было речи о деньгах. Если хочешь, ты можешь исполнить одну мою просьбу, которая тебе ничего не будете стоить.

Она кивнула.

— Если это в моих силах…

Я улыбнулся.

— О да, царица. Не могла бы ты обещать мне, что мне никогда больше не придется участвовать в военных походах?

— Согласна — но только с одним исключением. Если когда-нибудь мне самой придется вести войну, ты должен будешь сопровождать меня.

— До этого, надеюсь, дело не дойдет, — вздохнул я с облегчением.

Потом мы обсудили, как нам следует вести себя с Иродом.

— Мы уедем при первой же возможности. Мне не хочется оставаться под одной крышей с моим возможным убийцей ни на мгновенье дольше, чем это необходимо.

— Это замечательно! Я сделаю вид, что согласился на предложение Ирода и уговорил тебя уехать как можно скорее — ведь с наступлением жары в городе может возникнуть опасность заболеть малярией. Я скажу ему, что в таком случае твоя болезнь будет выглядеть еще более правдоподобно. А когда потом в Александрию вступит не траурная процессия, а триумфальная, то в глазах Ирода Гиппократ будет уже не столь искусным врачом. Во всяком случае, мне нельзя будет больше появляться в его владениях.

— Верно, но я хотела бы только напомнить тебе, как мала Иудея и как велик остальной мир.

Тут подбежала Ирас и шепнула:

— Царь идет.

Клеопатра успокаивающе улыбнулась мне и быстро проговорила:

— Я как раз объявлю ему о нашем скором отъезде. Отойдите в сторонку — и ни слова!

Тут появился и он, в сопровождении одного только слуги.

— А, вот ты где — басилисса! Прекрасная мысль — подождать вечера здесь, в этой прохладе. Я только что получил послание от Мариамны. Она хочет познакомиться с тобой до твоего отъезда и прибудет завтра после полудня.

— Как раз об этом я хотела тебе сказать, Ирод. Мой врач советует мне уехать как можно скорее, поскольку в жаркое время года в больших городах неизменно возникает опасность заболеть малярией.

Ирод вполне мог бы ответить, что Иерусалим во всем мире считается одним из самых здоровых городов: ведь он расположен над долиной Кедрон на холмах, и летняя жара здесь смягчается прохладным ветром с моря, а ночью спускается приятная прохлада. Однако ничего этого он не сказал, потому что сразу понял, чем был вызван этот мой совет.

Мне стало так страшно, как будто я оказался над пропастью на узкой качающейся доске, и я мысленно пообещал Асклепию принести ему щедрую жертву, если он поможет своему преданному слуге выбраться живым из этого затруднительного положения.

На следующий же день Ирод пригласил меня к себе под предлогом, что нуждается в каком-то врачебном совете.

— Итак, ты сделаешь это?

— Да, басилевс, и я уже кое-что предпринял. Я сказал о первых случаях летней малярии, которые уже встречаются в городе, и посоветовал царице уехать как можно скорее. Все будет так, как мы договорились. Я позабочусь, чтобы первые симптомы появились уже, когда мы приплывем в Аскалон, а затем последует и смерть.

— И ты нашел способ вызвать искусственную лихорадку?

— Мне не нужно было искать его, поскольку он был мне уже известен.

Лицо его стало напряженным, и я решил впредь лучше обдумывать свои слова.

— Стало быть, ты только притворялся, что не знаешь?

— Прости, басилевс, но кто же во время торговли заранее говорит обо всех выгодах? Теперь, когда мы заодно, я могу себе позволить быть честным.

— Видимо, я недооценил тебя, Олимп?

— Нет, для этого ты слишком умен. Это Клеопатра уже давно недооценивает меня и при этом все больше и больше сердится. Если бы она предоставила мне такую же должность, которую предлагаешь ты, у меня не было бы причин менять ее на какого-нибудь другого повелителя.

Мимолетная улыбка скользнула по его лицу.

— Менять — это хорошо сказано, Олимп, и свидетельствует, что ты не только опытный врач, но и хороший оратор. Мы всегда сможем понять друг друга, и я рад твоему согласию.

К счастью, тут мне пришла мысль потребовать денег. Ведь если бы я пошел на это предательское и опасное дело, полагаясь только на одно его слово, это сразу возбудило бы недоверие Ирода.

— Не подумай обо мне плохо, басилевс, но раз уж речь зашла о торговле, то я хотел бы попросить у тебя задаток. Предстоят расходы, возможно, мне придется заплатить кое-кому за молчание. Что-то мне придется дать моему помощнику.

Я правильно оценил его. Лицо его разгладилось, и он сказал почти весело:

— Я чуть было не счел тебя глупцом, который готов действовать ради одних обещаний. Я дам тебе половину твоего будущего годового жалованья, то есть три тысячи драхм. Потом мы вовсе не будем их учитывать — это подарок и доказательство того, что я тебе доверяю.

Кошель с деньгами мне передали позже — это были сто двадцать ауреев Антония, красивых новеньких золотых монет.

Засовывая кошель в свой багаж, я подумал, как хорошо, что искусство читать мысли — удел одних лишь богов.