Питер Грин - Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

Тут начались обильные возлияния, жрецы читали молитвы во имя успеха дальнего плавания. Затем Питтак вынул из ножен свой меч с широким лезвием и воздел к небесам. Грянули трубы, заработали якорные лебедки, загрохотали цепи. Толпа, собравшаяся на набережной, словно оцепенела; воцарилась тишина, нарушаемая только отрывистыми командами, передаваемыми от судна к судну, и тогда на каждом из них взвивался и хлопал новый белый парус, неизменно с изображением черного дельфина. Наконец корабли чередой медленно вышли из гавани, и, словно по сигналу, раздались приветственные кличи; мы стали махать им на прощание, пока они, сопровождаемые чайками, не исчезли за голубой чертой, где небо сходится с морским простором. Ветер уносил их все дальше на север, к Адрамиттию и далее к Троаде. Моя мать, конечно, кричала громче всех. Все патриотические акции неизменно трогали ее до слез.

Тем не менее назначение Питтака главнокомандующим все же вызвало сомнение в иных головах в Совете. Хотя оно было недолгим, но, надо сказать, не беспочвенным. Полководец, разящий голую правду-матку, да еще такую, которая — ни больше ни меньше — грозит обернуться против него самого, способен кого угодно привести в замешательство. После той приснопамятной битвы, в которой Алкей (как и многие другие молодые воины) бросил свой щит и показал пятки, Питтак сообщал следующее: «Сегодня мы потерпели сокрушительное поражение под Сигеем [52] Сигей — город в Малой Азии у Геллеспонта, имел важное стратегическое значение как подступ к Понту. . Наши сравнительно небольшие потери могут быть объяснены тем, что наши воины вооружены более легким оружием, чем противник, и, следовательно, могут быстрее бегать. Поражение было вызвано в равной мере бездарностью командования и отсутствием дисциплины. Одним только мужеством битвы не выигрываются. Надежное обучение желательнее, чем душеспасительные речи. Здесь мы — мои воины и я сам — учимся, пусть и дорогой ценой, но в боевых условиях. Прошу направить со следующим кораблем 200 новых щитов и 50 мер пшеницы».

Словно нарочно для того, чтобы досадить моей мамочке (интересно, он сам проницательно догадался о ее взаимоотношениях с тетушкой Еленой или Драконт ему обо всем поведал?), он за все лето не послал ей ни единой весточки. Зато посылал письма мне, причем — к моему великому удивлению — с каждым шедшим к нам кораблем. Мать настояла на том, чтобы я прочла ей вслух первое из этих посланий, и фыркнула, когда увидела подпись в конце.

— Ничего себе! «Хирон»! — сказала она.

— Но он и в самом деле мудрый Хирон! — возразила я.

Она почесала нос и снова фыркнула с пренебрежением:

— Какая чушь! — и принялась носиться по комнате, шурша юбками; все ее крупное тело вибрировало, словно желало высвободить скопившуюся в нем энергию.

Она выглянула в окно, и солнечный свет блеснул на ее лоснящихся черных волосах. Я увидела, как она оперлась о подоконник сжатым кулаком; каждый сустав ее пальцев был белым и твердым, точно шлифованная слоновая кость. По-видимому, она забыла нашу с «Хироном» краткую встречу у нас дома во внутреннем дворике в Эресе, если вообще тогда обратила на нее внимание.

Затем она резко обернулась ко мне; прежде я никогда не видела ее такой. Все лицо ее было искажено отвращением: неудержимый мышечный спазм перекосил и смял ее черты, точно мягкую глину, искривив ее рот в кислую ухмылку. Она вдруг ни с того ни с сего начала говорить об акте любви; с ее уст рвался поток больных слов, исполненных нескрываемой ненависти. Я старалась не слушать, чтобы не осквернять своих чувств этим жгучим потоком сознания.

То, что казалось естеством, было опозорено сквернословием, втоптано в грязь; сама невинность исказилась злобным взглядом, будто у сатира. Боль, страдание, унижение, пренебрежение, образ петуха, роющего навозную кучу; триумф неистового, возбужденного самца. Ни мягкости, ни ласки, ни бесхитростной дружбы, ни хоть какой-нибудь теплоты. Только ярость, ужас, кровь, разрушение…

Наконец она остановилась.

— Это послужит тебе уроком, — сказала уже более спокойным тоном. — Вот увидишь, это послужит тебе уроком. — И снова принялась расхаживать по комнате своей неуклюжей, решительной походкой, по которой было видно, что она никому не собиралась уступать, ни с кем не искала компромисса.

Я снова глянула на краткую весточку, которая по-прежнему лежала на окне.

«Троя, — писал Питтак, — прекрасное место для загородной прогулки, я так думаю. Правду сказать, в доспехах здесь очень уж жарко. Когда Ахилл трижды прогнал Гектора вокруг стен Трои [53] Когда Ахилл трижды, прогнал Гектора вокруг стен Трои… — Речь идет о событиях, описанных в Песне XXII «Илиады». Ахилл, загнав троянцев в стены города, остался один на один у ворот Сикейских с Гектором. Объятый страхом, Гектор бежит от Ахилла. Тот, преследуя Гектора, гонит его вокруг городских стен. На четвертом круге боги решают судьбу поединка не в пользу Гектора. Ахилл в единоборстве пронзает его копьем. , он, видимо, сделал это зимой. Или, может быть, герои не чувствительны к жаре? Как ты думаешь, герои когда-нибудь потели? Как раз сейчас божья коровка карабкается по моей руке, и я только теперь заметил, что у моего ординарца легкое косоглазие, хотя он служит у меня уже четыре месяца. Хирон».

…Я до сих пор содрогаюсь при воспоминании о том срыве, который приключился с моей матерью. Какая муха ее укусила? Что в этой коротенькой записке могло довести ее до такого состояния? В этом было что-то зловещее. Ничего более не имело смысла. Ясное небо внезапно показалось затянутым, будто кто-то набросил на него тонкое серое покрывало.

…Письма стали приходить нерегулярно. Я отнюдь не собиралась отвечать на них, да и не думала, чтобы Питтак от меня этого ждал.

«Стараясь обучать своих воинов в полевых условиях, — писал он, — я быстро пришел к заключению, что единственным чувствующим человеком в «Илиаде» был Терсит [54] Терсит — в греческой мифологии участник Троянской войны. В «Илиаде» изображен хромоногим, безобразным, болтливым и ворчливым. Советовал грекам вернуться домой. Был убит Ахиллом за насмешки над его любовью к Пенфесилее. ». И далее: «Ящерицы — самые умные из всех созданий. Когда их преследуют и ловят, они отбрасывают свой хвост, а затем отращивают новый. Интересно, что было бы, если бы и у людей развилась эта способность? Было бы очень забавно, а?

Тем же кораблем было направлено послание в адрес: Совета: «Вынужденный отдых очень приятен: загораем на солнце и рады до слез, что живы. В конце концов, не в этом ли смысл существования?»

Чуть позже я получила вот какое таинственное послание: «Я наблюдаю за здешними рыбаками. Проводим ли мы полевые учения или воюем, они по-прежнему чинят сети. Так кто же из нас — задаю я сам себе вопрос — выказывает более здравого смысла? Странно, что никто не написал эпоса о рыбаках. Человек ведет ладью своей жизни по недвижным звездам; он знает свою задачу, знает, каких слов и действий требуют от него и от других. Ну в самом деле, почему бы мне не сменить меч на сеть? Ведь я обладаю свободой воли. Я есть мудрец Хирон — ты же меня сама так назвала!»