Жорж Бордонов - Кавалер дю Ландро

Таковы были лекарства в ту эпоху! Друзья отказались от места в санитарных повозках, реквизированных для перевозки раненых офицеров. Для этого надо было оставить своих лошадей, а животные были для них слишком дороги. Лошади стали их товарищами, прошедшими вместе с ними через смертельные опасности. Запасшись кое-какой провизией и захватив немного овса, Ландро и Десланд отправились в путь к дому вдвоем, не думая о возможных опасностях. Ведь им осталось пересечь всего лишь Германию и Францию!

— Мы поедем короткой дорогой, — сказал Юбер.

Германия еще была спокойна. Никто не мог поверить в то, что русская зима победила непобедимых. Заговорщики при дворе прусского короля не решались начать восстание. Вожди заговорщиков ждали, что вот-вот появятся главные силы Великой армии. Как ни парадоксально, но вид даже худых, оборванных, кишащих паразитами «бронзовых солдат» Наполеона, выбравшихся из ада, внушал странное уважение.

Так, двигаясь верхом — от Кенигсберга до Рейна, от Рейна до Луары — два товарища «обрастали мясом», восстанавливали силы. Они оказались крепко сшиты. Десланд вскоре обрел былой голос и постоянно распевал «Махровую фиалку».

— Эта песня — мой ангел-хранитель, — говорил он извиняющимся тоном.

Ангелом-хранителем шевалье было лицо девушки, которую расстояние и пережитые испытания наделили волшебными качествами. Отныне дю Ландро больше не колебался. Его путь был ясным и прямым, без перекрестков и изгибов. Путь к счастью, какие на этот счет могли быть сомнения? Он любит и любим. Остальное не имело никакого значения. Остальное было или игрой воображения или ребяческими мечтаниями. Шевалье дю Ландро только что, как змея, сменил кожу. Свою старую кожу, кожу подростка, он оставил в снегах России и превратился в мужчину, принял свой настоящий облик.

Они прибыли в Вандею в марте, когда зашумели первые весенние ливни и начало пригревать солнышко, но временами налетал ветер с севера и заставлял доставать козлиные шкуры, пальто и плащи. Смех, да и только. Этот «ужасный ветер», прилетевший из Бретани — не из Сибири, — казался нашим друзьям даже ласковым. Чтобы не вызывать у встречных жалость своим видом, они купили гражданское платье. Шевалье оплатил расходы золотом погибшего полковника. В Пузоже они решили хорошенько подкрепиться. Для остановки они выбрали одинокую гостиницу на окраине города и постарались побыстрее проехать его. Напрасная предосторожность! Никто их не узнал. Ведь они так изменились! Шевалье стал похож на высохшую, костлявую клячу. Десланд поседел. Страдания, лишения, нечеловеческое напряжение последних месяцев заострили черты их лиц, избороздили щеки глубокими морщинами, которые уже никогда не разгладятся. Мороз выщипал их ресницы, а усы стали еще длиннее. Хозяин гостиницы спросил, издалека ли они прибыли.

— Из России, — ответили они, не назвав себя.

Они испытывали почти детскую радость, поглощая суп из капусты, поджаренную на масле ветчину, омлет с приправой — обычные блюда своей родины. Все это Они запивали светлым вином и заедали сыром и орехами. После обеда они заказали по стаканчику крепкой настойки, а затем еще по одному. Это была простая придорожная гостиница, скорее даже почтовая станция. Сарай для лошадей примыкал к обеденному залу, и было слышно, как за перегородкой лошади жуют овес.

— Надо их немного почистить, — сказал шевалье. — Наши боевые друзья тоже должны иметь приличный вид.

— А как? — спросил Десланд.

Им даже в голову не пришло попросить это сделать хозяина гостиницы или прислугу. Они уже потеряли привычку пользоваться чьими-то услугами.

— Может быть, плеснуть им в овес по стакану водки?

— Правильно. Нет лучше средства, чтобы их взбодрить…

Они отправились дальше, веселые, в приподнятом настроении, предвкушая удивление, которое вызовет их появление.

— Я повторяю тебе, отныне мы будем неразлучны. Больше не будет ни войны, ни маневров, никогда уже труба не пропоет нам атаку.

— А если нас опять призовут?..

— Наши бумаги равнозначны полному освобождению от службы. Инвалидов не призывают.

— Ты говоришь о себе, Юбер. А у меня нет состояния.

— Прекрасно! Ты будешь жить с нами. Для всех ты будешь моим управляющим, а в действительности — моим другом. Элизабет будет любить тебя как брата. Ей понравится, что ты будешь обедать с нами, жить в хорошей комнате, бывать на наших приемах. Эх! Ты знаешь, на свете нет другой такой женщины!

— А тебе не кажется, что я должен называть тебя «господин»?

— После всего, что мы вместе пережили? Ты заболел или ты меня за кого-то другого принимаешь?

Так всю дорогу они строили в подробностях свою будущую жизнь, постоянно клялись друг другу в дружбе и сами же ею восхищались. У ограды Сурди шевалье внезапно замолчал, странная грусть нахлынула на него.

— Ничего, мой друг, — сказал он. — Спой песню. Да, «Махровую фиалку».

На лугу перед усадьбой они встретили пастуха. Он снял шляпу и крикнул:

— Добрый день, наши господа!

Ландро усмехнулся:

— Видишь как все просто: «наши» господа.

— Но, Юбер, обычаи…

— На Березине ничего такого не было!

Сурди показалось шевалье бедным и скромным, в памяти у него еще сохранились огромные русские дворцы с покатыми крышами и замки Германии, похожие на Версальский дворец или на феодальные крепости. Сурди было серым строением, спрятавшим свой убогий фасад за деревьями, как прячут некрасивое лицо за вуалью. Ландро перевел Тримбаль на шаг. «Смелость меня покинула», — подумал он, чувствуя почти то же, что и его отец когда-то. Дом казался мертвым. Ставни на окнах закрыты, кроме гостиной и комнаты мадам.

— Замок спящей красавицы, — пошутил он, но голос его был едва слышен.

Они привязали лошадей у крыльца. Дверь медленно открылась. Показалась мадам Сурди в своем черном платье с кружевами. Фигура ее согнулась, она стала совершенной старухой. Мадам сделала два шага, опираясь на палку. Шевалье подумал, что она очень больна. Он подбежал к ней, расцеловал в обе щеки, не смог удержать своего «ржания» от избытка чувств и застыдился, что не умеет даже смеяться, как все. По щекам мадам Сурди текли слезы. Она плакала, она, такая всегда гордая, такая аристократка!

— Входите оба, — наконец пробормотала она. — Вы тоже, господин Десланд… Бог мой, какое несчастье. Или это уже бред?

— Да нет же, это мы, живы и здоровы.

— Увы! Элизабет…

Ландро словно заново увидел закрытые ставни, заметил, что у дома траурный вид.

— Что с Элизабет? Говорите, я молю вас!