Любовь Воронкова - Герой Саламина

– Фемистокл живет спокойно, о нем не надо тревожиться, в Аргосе любят и почитают его.

– Да ведь скучает же! – вздыхала Архиппа.

– А как же? Конечно, скучает. Иногда отправляется в путешествие, в Пелопоннес.

– Хоть бы не в Спарту!

– Нет, туда ему нельзя. Но лучше бы и в Пелопоннес не ездить.

– Почему, Сикинн?

– Говорят, что он там смущает спартанских илотов. Будто бы подбивает их поднять восстание. А это опасно.

– Если даже это неправда, – а это, конечно, неправда! – спартанцы не пощадят его. Сикинн, скажи ему, что я умоляю его поберечь себя!

– Я каждый раз говорю ему это, госпожа!

Так прошел еще год. И еще один. Наступил 469 год, когда весть об измене Павсания и о его страшной смерти разнеслась по Элладе. В Афинах много было разговоров об этом. Это событие обсуждалось и на Пниксе, и на рыночной площади, и на перекрестках, и в закрытых мегаронах.

Архиппа, сама не зная почему, испугалась. Эта новость казалась ей зловещей, словно гибель Павсания предвещала и Фемистоклу какую-то страшную беду. Но что могло случиться еще? И какое отношение к ее семье имеет смерть Павсания?

И вспомнила: когда Фемистокла судили, то его обвинили в том, что он связан с Павсанием. Павсаний писал ему, уговаривал вместе с ним перейти к персам. Не подняли бы теперь враги Фемистокла это старое дело…

Днем пришли со стадия сыновья, смущенные, чуть ли не со слезами в глазах. Старший молчал, а младший тотчас подступил к матери:

– Мама, люди говорят, что наш отец тоже изменник!

Архиппа побледнела, но спросила спокойным голосом:

– Какие люди? И почему они так говорят? Сын Лаомедонта говорит.

– Лаомедонт – друг Кимона. А Кимон, как тебе известно, все сделал, чтобы предать остракизму твоего отца. Не обращай внимания, сынок.

– Я не обращаю.

– Он не обращает, – сказал старший, – он только ударил его несколько раз, этого сына Лаомедонта.

– О боги! – вздохнула Архиппа. – Боюсь, что скоро вам, сыновья мои, придется драться со всеми Афинами! О Гера, защити мою семью!

А вечером пришел Эпикрат. Поздоровался без улыбки, глаза его были сумрачны. Архиппа приняла его в мегароне мужа.

– Что еще случилось, Эпикрат?

– Пока ничего не случилось, Архиппа. Но недобрые идут слухи. Боюсь, что враги Фемистокла постараются припомнить ему письмо Павсания.

– Так я и знала! Но ведь он же не скрыл этого письма! Он же сказал тогда: «Если бы я был связан с Павсанием, ему незачем было бы уговаривать меня». А теперь – опять?

– А теперь – опять.

– Что же будет с ним, Эпикрат? Неужели в Афинах все забыли, что сделал для них Фемистокл?

– В Афинах не забыли. Но слухи идут из Спарты. На Спарту легло такое черное пятно. Так им нужно, чтобы такое пятно легло и на Афины. Но подождем, Архиппа, может быть, все это минует нас…

– А если не минует?

– Будем спасать его. У Фемистокла ведь не только враги в Афинах, но есть и друзья.

– Не оставляйте нас, Эпикрат!

– Друзей об этом не просят, Архиппа!

Это было смутное и тревожное время для семьи Фемистокла. Каждый день ждали беды. Иногда казалось, что разговоры и пересуды затихают. А потом – новая сплетня, новая клевета. И уже все меньше друзей у Архиппы, уже все меньше знакомых, посещающих ее дом. Проходили мрачные, томительные дни, месяцы… Вот уж и еще год прошел. В Спарте не умолкали враждебные Фемистоклу голоса. Искали доказательств его связи с Павсанием. Доказательств не было. Но ведь Фемистокл знал, что Павсаний замыслил измену, а если знал, то почему не выдал Павсания?

И вот в Афины явились спартанские послы. – Афиняне видели, как, суровые, хмурые, непреклонные, они проследовали в пританею.

– Сыновья мои, не ходите никуда, – уговаривала детей Архиппа, чувствуя, что подступило то страшное, что решит судьбу их всех – и Архиппы, и детей, и самого Фемистокла. Спартанцы, конечно, пришли обвинять его. Но неужели в Афинах так и не найдется честных людей, чтобы его защитить?

«А кто защитит? – с горечью думала Архиппа. – Аристид? Но он первый поддержит спартанцев. Кимон? Но он лучший друг Спарты. А кто поспорит с ними? Они сейчас самые сильные люди в Афинах. И они, эти аристократы, рады будут очернить имя Фемистокла, хотя с успехом пользуются сейчас делами его рук. Боги, неужели вы допустите такую несправедливость? Хоть бы пришел Эпикрат, рассказал бы, что там!»

Дня через два пришел Эпикрат. А вслед за ним, когда уже совсем стемнело, закрыв лицо плащом, в дом вошел Евтихид.

– Приходится быть осторожным, – оправдываясь, сказал он. – Теперь все так и смотрят, кто идет в дом Фемистокла! Тьфу на них совсем!

– Так, может, вам и вовсе не надо бы ходить к нам, – сочувственно сказала Архиппа. – Я ведь все понимаю. Я не хочу, чтобы вместе с нами погибали наши друзья!

– Ну, ну, – остановил ее Эпикрат, – не чума же у вас в доме!

– Да почти как чума, – сказала Архиппа. – Вчера послала служанку к соседке за свежей петрушкой – мы постоянно делимся друг с другом чем-нибудь со своих грядок, – так эта соседка сказала, чтобы мы забыли, где находятся ее двери…

– Не огорчайся, Архиппа. Соседи – это соседи. А друзья – это друзья.

– Так чего же хотят эти проклятые спартанцы? – вытерев слезы, спросила Архиппа.

– Они хотят судить Фемистокла.

– Но его уже судили! И опять?

– Чтоб они сдохли, эти эфоры, тьфу на них совсем! Они не только требуют суда – они требуют панэллинского суда и чтобы суд происходил в Спарте.

– Как! Почему?

– Не пугайся, Архиппа, – сказал Эпикрат, стараясь сохранить вид спокойствия. – Отдать своего героя на суд Спарты, которая ненавидит его и мстит ему за его услуги Афинам, не такого просто.

– Но почему панэллинский суд? Афины и сами могут судить его!

– Афины могут судить и осудить, а могут и оправдать. А если будут судить его в Спарте, на собрании всех союзных государств, то уж Спарта не допустит оправдания. Вот потому эфоры и настаивают на этом.

– Чтоб они сдохли!

– Спартанцы уверяют, что открыли его связь с Павсанием. Что он такой же изменник, как и Павсаний. И потому его призывают к допросу на панэллинский суд, что он совершил преступление против всей Эллады.

– Что же будет теперь? – растерявшись, спросила Архиппа. – Значит, и Фемистоклу такая же смерть?

– Как знать, что будет? – Эпикрат уже не мог скрыть тревоги. – Пока афиняне согласия на это не дали…

– Но дадут, – мрачно сказал Евтихид.

– Неужели у них хватит совести? – У Архиппы прервался голос. – Эпикрат… Скажи!

Думаю, что хватит, – сказал Эпикрат, вздохнув. – Вспомни, кто будет решать это дело.

– Да, кто? Аристид и Кимон! – подтвердил Евтихид.

– Подождем, подождем, Архиппа! Будет так, как решат боги. Но я посоветовал бы Фемистоклу не являться на суд, где заранее решено присудить его к смерти! Если будет случай, передай ему мой совет, Архиппа!