Николай Дубов - Колесо Фортуны

— Это не значок, а герб. Мне понравился герб над входом в ганыкинский дом, а Толя… Ой! — спохватилась она и покраснела. — Это же ваш герб. Толя перерисовал его из гербовника и… Я… я сейчас сниму…

— Нет, нет, — сказал мистер Ган. — Пожалуйста. Для вас ведь это просто значок, брошка.

— А почему, — сказала Юка, — почему сабли на нем пронзают сердце?

— Не знаю, почему неизвестный предок наш избрал такой герб. Для моего пращура он оказался пророческим…

— Из-за того проклятья?

— Какого проклятья? — удивился Ган.

— Ну как же… Когда этот ваш… Ну, я не знаю, как называется предок, который поселился здесь. Он был ужасный негодяй, прямо изверг, всех терзал и мучил, а потом отнял невесту у своего крепостного. И тогда в грозовую ночь она на коленях трижды обошла дом, прокляла весь помещичий род до седьмого колена, а сама бросилась в омут и утонула. И тут началась ужасная гроза и буря, дом загорелся сразу со всех сторон, помещицу с сыном спасли, а сам помещик сгорел заживо и его трижды хоронили, потому как земля его не принимала, выбрасывала из могилы. И с тех пор в каждом поколении происходили ужасные несчастья, а старший в роде погибал страшной смертью, когда за ним приходили с того света… Вот! — И Юка обвела всех торжествующим взглядом.

Антон и Сашко ошарашенно смотрели на нее, у мистера Гана отвисла челюсть, Толя иронически улыбался, а Федор Михайлович весело хохотал.

— Боже мой! — сказал мистер Ган. — Откуда вы все это взяли? Кто наплел вам эту дикую чепуху?

— Мне рассказала… Ну, старушка одна.

— Нет! — решительно сказал мистер Ган. — Возможно, это разочарует вас, но ничего такого не было! Никто не проклинал наш род. Мой пращур не отнимал чужих невест, и за ним вовсе не приходили с того света…

Из открытого окна тянула резкая струя осенней прохлады, колебала пламя свечей, но не могла преодолеть их устоявшийся чад. Зябко потирая руки, король стоял возле камина и поворачивался к огню то одним, то другим боком.

— Нет, — говорил он, раздвигая фалды полукафтана, — я никогда не смогу понять маркизу. На охоте прохлада неизбежна. Но почему нужно мерзнуть в собственном дворце? Впрочем, от холода страдаю, кажется, только я, а вам, граф, все нипочем?

— Здесь совсем не холодно, ваше величество, — сказал высоколобый мужчина в темно-голубом полукафтане, — напротив, скорее, жарко.

— Ну вот, ну вот — из этого следует, что король избалован, король изнежен… Хотя так ведь и должно быть? — Граф склонил голову, как бы соглашаясь. — А вы, я вижу, остаетесь верны себе — закалены, как истый спартанец, неизменный простой кафтан и все то же странное кольцо?

— Да, ваше величество.

— Вы как-то говорили, кто вам его подарил, но я запамятовал.

— Чандрагупта Викрамадитья, глава великой империи Гупта.

— Почему я о нем ничего не знаю? Где это?

— В Индии, ваше величество.

— Может быть, с его помощью мы сможем вернуть там свои потери?

— Это весьма затруднительно, ваше величество.

— Почему?

— Он умер. И довольно давно: тысячу триста сорок восемь лет назад.

— Как? А кольцо? Вы говорите, он сам подарил вам кольцо. Что же он, с того света приходил к вам?

— Нет, зачем?! Мы виделись, когда он был жив.

— Вот как? Ха-ха… У вас странный способ шутить, граф. Вы что, считаете меня дураком?

— Что вы, ваше величество!.. Я просто верю в силу вашего воображения. Вам достаточно небольшого усилия, и вы прекрасно представите себе, как это произошло…

— Вы думаете? — Король искоса посмотрел на него. — Хорошо, я как-нибудь попробую…

Заметив, что опущенные кисти рук побагровели от притока крови, король поднял их до уровня лица и начал ими потряхивать, сгоняя кровь.

— Чанда… Нет, произнести это немыслимо! Если он был таким великим правителем, как вы говорите, ему следовало выбрать другое имя. Такое потомки непременно забудут или переврут, и он перестанет быть великим…

Вообще быть великим — ужасно утомительно. Прежде всего эти проклятые деньги, которых почему-то всегда мало. Хорошо было Мидасу… Кстати, граф, вы еще не изобрели способа превращать все в золото? Он бы мне очень пригодился…

— Это бесполезно, ваше величество. Оттого что у вас будет больше золота, вы будете не богаче, а беднее…

— То есть как?

— Оно станет дешевле… Представьте, что в стране золота столько же, сколько, например, железа. Оно не будет иметь никакой цены. Чем бы вы платили своим поставщикам, слугам? На что содержали армию и флот?

Свой двор, наконец?

— Да! Это было бы ужасно… Нет уж, пусть все остается по-старому. Хотя иногда это раздражает… Все считают, что у короля денег куры не клюют. Вот на днях я посадил к себе в коляску герцога Шуазеля и спросил, как он думает, сколько стоит моя коляска.

Он сказал, что купил бы такую за пять-шесть тысяч ливров, ну а мне, как королю, очевидно, пришлось заплатить за нее тысяч восемь… Как бы не так! Тридцать тысяч она стоила для меня! Крадут, крадут чудовищно, и помешать этому никак нельзя. Вот совсем недавно я узнал… Только прежде скажите, вы не пишете мемуаров? Или, может быть, собираетесь писать?

— Нет, ваше величество, не пишу и не собираюсь.

— Тогда ничего, тогда можно рассказать… Ужасно боюсь мемуаристов. Никогда не известно, что о тебе потом напишут. Короли, конечно, — короли, но они ведь и люди! Мы не можем поминутно изрекать высокопарную чепуху в назидание потомкам. А проклятые мемуаристы обязательно подслушают, подсмотрят что-нибудь этакое… или даже придумают какую-нибудь гадость и сразу — в свой брульон. А потом? Ведь после смерти даже короли бессильны… Так вот, — но между нами, граф! — я сам только на днях узнал. Чтобы выносить мою ночную посуду, в придворном штате состоят два человека. Они одеты в бархат и вооружены шпагами… Бархат — я еще понимаю, но для чего им шпаги?.. Вы не знаете? И каждый получает двадцать тысяч ливров! Но ведь столько же получает и министр… И потом — только это уж совсем между нами! — у меня теперь случается по два-три дня — ничего… Им же выносить нечего! А деньги идут.

— Этому легко помочь, ваше величество. Перестаньте ужинать и принимайте на ночь настойку ревеня.

— Вы думаете?.. Нет, невозможно! Я ведь не могу опубликовать рескрипт — ужины при дворе отменяются, так как король страдает запорами. Как я буду выглядеть перед дамами?.. А если не объяснить, все подумают, что я просто скуп! Хорошенькое дело — войти в историю с таким прозвищем! Был Людовик Девятый Святой. Это почетно! Был Людовик Десятый Сварливый. Малоприятно, однако терпимо. Но Людовик Пятнадцатый Скупой?