Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

— Пан Подбипента пробовал раньше меня, но погиб…

— Что вы говорите? Пан Подбипента погиб? Такой щедрый и хороший пан!.. У меня даже дух стеснило… Как они могли сладить с таким силачом?

— Расстреляли его из луков.

— А пан Володыевский и пан Заглоба?

— Были здоровы, когда я выходил.

— Ну, и слава Богу. Они большие ваши друзья… ну, разве еще, ой… ксендз говорить мне запретил… Ну, а что будет с состоянием пана Подбипенты? Там ведь немало всякого добра… Неужели он ничего не завещал друзьям? Родственников у него, кажется, не было?

Скшетуский ничего не ответил. Жендзян понял, что его вопрос пришелся некстати, и переменил разговор.

— Хорошо, что пан Заглоба и пан Володыевский здоровы, а я уже было думал, что их татары одолели… Сколько нам пришлось пережить вместе!.. Вот жаль только, что ксендз запретил мне говорить… Я думал, что никогда их не увижу, потому что татары так прижали нас, что и выхода не было…

— Ты был с паном Володыевским и Заглобой? Они ничего мне не говорили.

— Они могли подумать, что я погиб…

— А где же вас так татары прижали?

— За Плоскировом, по дороге в Збараж. Мы ведь далеко ездили, за Ямполь… впрочем, ксендз Цецишовский запретил мне говорить.

— Да вознаградит вас Бог за ваши намерения, — сказал Скшетуский. — Я догадываюсь, зачем вы ездили. И я побывал там перед вами… только напрасно…

— Эх, пане, если б не ксендз… Он сказал: "Я должен ехать с королем в Збараж, а ты смотри за господином, но ничего не говори ему, а то он умрет".

Скшетуский так давно расстался со всякой надеждой, что даже эти слова Жендзяна нисколько не встревожили его.

— A ты-то каким образом попал к ксендзу Цецишовскому и к войску? — спросил он.

— Меня пани каштелянша сандомирская, пани Витовская, послала из Замостья уведомить пана каштеляна, что встретится с ним в Топорове… Храбрая она женщина и непременно хочет быть при войске, чтоб не разлучаться с паном каштеляном. Вот я и приехал в Топоров за день до вас. Пани Витовская, того гляди, подъедет…

— Не понимаю, как ты очутился в Замостье, когда с паном Володыевским и паном Заглобой ездил за Ямполь. Отчего же ты не приехал в Збараж вместе с ними?

— Видите ли, когда на нас напала орда, то уж никакого выхода не оставалось: они вдвоем встали против целого чамбула, а я ускакал и опомнился только в Замостье.

— Счастливо они отделались, — сказал Скшетуский, — но я думал, что ты более храбрый мальчик. Честно ли было покинуть их во время такой опасности?

— Эх, пан, если б мы были одни, втроем, то я, конечно, не оставил бы их… у меня и так сердце разрывалось на части… но нас было четверо… вот они и бросились на татар, а мне сами приказали… спасать… Если б я был уверен, что радость не убьет вас… ведь за Ямполем мы… нашли… Ах, этот ксендз!

Скшетуский посмотрел на него взглядом человека, пробуждающегося от сна, смертельно побледнел и крикнул громовым голосом:

— Кто был с тобою?

— Пане! О, пане! — умоляющим голосом проговорил паж, пораженный переменой рыцаря.

— Кто с тобой был? — продолжал Скшетуский и, схватив Жендзяна за плечи, начал трясти его и давить своими железными руками.

— Делать нечего, пусть ксендз обижается: панна была с нами, а теперь она у пани Витовской.

Скшетуский окаменел, закрыл глаза и тяжело упал на подушки.

— Помогите! — закричал Жендзян. — Помогите! Что я наделал! Лучше бы мне было молчать. О, ради Бога! Пане, милый, да скажите что-нибудь… Ради Бога!.. Правду ксендз говорил… пане, а пане!..

— Ничего! — отозвался наконец Скшетуский. — Где она?

— Слава Богу, что вы ожили!.. Лучше я ничего говорить не стану… Она с пани каштеляншей сандомирской… того и гляди, сюда приедут… Слава Богу! Вы теперь-то хоть не умирайте… они скоро приедут… мы бежали в Замостье… и там ксендз отдал панну каштеляновой… для безопасности, а то в войске Бог знает что творится. Богун ее пощадил, но долго ли до греха… Сколько хлопот мне с нею было! Я все говорил солдатам, что она родственница князя Еремии… ну, они и уважили ее. И потратился я на дорогу немало…

Скшетуский лежал неподвижно, устремив глаза в потолок. Лицо его было строго и важно. Очевидно, он молился. Наконец, окончив молитву, он сел на край кровати и сказал:

— Дай мне платье и прикажи седлать лошадей!

— А куда вы хотите ехать?

— Дай платье, говорят тебе!

— Теперь у нас всякой одежды много; король перед отъездом дал и разные паны надавали. И три лошадки хорошие в конюшне" Если б мне хоть одну такую… Но вам лучше полежать и отдохнуть, а то в вас силы никакой нет.

— Ничего. На коня-то я смогу сесть. До поспеши же ты, ради Бога!

— Пусть будет так, только вы должны оберечь меня от ксендза Цецишовского… Вот вам и платье… Лучшего не найдете и у армянских купцов. Одевайтесь, а я прикажу подать винной похлебки.

Скшетуский торопливо начал одеваться, а Жендзян рассказывал ему все по порядку, как он встретил Богуна во Владаве, как разузнал от него о местопребывании княжны, как потом поехали они с паном Михалом и паном Заглобой на Валадинку и, убив колдунью и Черемиса, увезли княжну.

— Это еще все ничего, а вот было плохо, когда мы повстречались с ордой в лесу за Плоскировом. Пан Михал с паном Заглобой остались, чтоб отвлечь на себя внимание татар и задержать погоню, а я кинулся в другую сторону, к Константинову, минуя Збараж, потому что татары, по моим расчетам, убив пана Михала и пана Заглобу, пустятся за нами в погоню именно на Збараж. Не знаю, как Бог спас их… Я думал, им конец. Мы тем временем удирали между войском Хмельницкого, который шел от Константинова, и Збаражем, куда двинулись татары.

— Они не дошли туда; их пан Кушель разбил. Но рассказывай скорее.

— Если бы мне это было известно! Но дело-то в том, что я ничего этого не знал, вот мы и бежали с панной между татарами и казаками, как по ущелью. К счастью, весь край был пуст, мы не встретили ни одной живой души ни в деревнях, ни в городках — все убежали в страхе перед татарами. У меня душа была не на месте от тревоги, как бы нас не окружили… Так оно и вышло.

Скшетуский перестал одеваться.

— Как так?

— А вот как. Я наткнулся на казацкий отряд Донца, брата колдуньи Горпины. К счастью, он хорошо знал меня; я его видывал у Богуна. Передал я ему поклон от сестры, показал Богунов пернач и рассказал все: как меня Богун послал за панной и как ждет меня за Владавой. Он знал, что сестра его действительно стережет княжну, и поверил всему. Я думал, что он сразу отпустит меня и денег еще даст на дорогу, а он и говорит: "Там собирается всеобщее ополчение, ты еще попадешься в руки ляхам; оставайся, говорит, со мной, пойдем к Хмельницкому; девушке в обозе будет лучше; ее сам Хмельницкий будет беречь для Богуна". Как только он мне это сказал, я так и обомлел: что тут ответишь? Я ему говорю, что Богун меня ждет и я головой отвечаю, что доставлю ее, а он мне: "Мы дадим знать Богуну, а ты не езди, говорит, там ляхи". Мы заспорили, а он потом закричал на меня: "Странно, что ты боишься идти с казаками! Уж не изменник ли ты?". Тут я понял, что, кроме как удрать потихоньку, ничего не остается. Я уж начал было готовиться в дорогу, как вдруг на казаков напал пан Пелка.