Национальный эпос армянского народа - Давид Сасунский

– Мы гусаны из Капуткоха, – отвечали они.

– Видать, чем-то вы недовольны, – заметил Давид.

Белобородый гусан пожаловался:

– Сасунские сумасброды нас побили, сазы наши переломали, выгнали нас из города.

– За что? – удивился Давид.

На это ему чернобородый гусан ответил так:

– Дочь нашего царя Хандут-хатун послала нас в Сасун, чтобы мы расхвалили ее Давиду, чтобы она пришлась Давиду по нраву, чтобы Давид пришел в Капуткох и женился на Хандут. Сасунцы послушали наше пение, а потом отколошматили нас и сазы нам переломали.

Безбородый гусан к этому добавил:

– И все это они учинили по приказу Давида. Как мы теперь будем без сазов?

– Что? – опросил Давид. – Вы видели Давида?

– А как же! – отвечали гусаны. – Ну уж и Давид!

– А что, не понравился он вам?

– Кому он может понравиться! Седой, дряхлый, выживший из ума старик! Жаль нам нашу царевну – охота была ей выходить за дряхлого сумасброда!

Давид подмигнул друзьям, и они расхохотались.

– Куда же вы идете в такой поздний час? – спросил гусанов Давид.

– Идем домой, в Капуткох, – отвечали гусаны. – Скажем нашей царевне, чтоб она не ходила замуж за эту старую развалину Давида. Какая он ей пара!

– Гусаны! – со смехом сказал Давид. – Давид – это я, а побил вас мой дядя.

Гусаны переглянулись.

– Вот это и правда Давид! – сказали они. – А тот вздорный старик – какой же он Давид?

– Гусаны! – молвил Давид. – Вот вам горсть серебра. Вернитесь в Сасун, сазы отдайте в починку, а когда почините, приходите ко мне и расхвалите вашу Хандут.

Гусаны взяли горсть серебра, возвратились в Сасун, починили сазы, пришли к Давиду в его покой, и каждый из них расхвалил деву Хандут, каждый спел ту песню, которую пел для Кери-Тороса, за что перенес побои.

Давид послушал похвальные песни в честь Хандут-хатун, а затем взял у молодого гусана саз, настроил его и запел:

Пусть всегда вам, гусаны, живется легко!

На Хандут вам раскрыть мне глаза суждено.

Мое сердце, как свежее молоко, -

После вашего пения скислось оно.

Как Сасун, прочен был мой сердечный покой -

Суждено было вам эту крепость пробить.

Сердце было осеннею чистой рекой -

Удалось вешним водам его замутить.

Было сердце мое – что стальная броня,

А теперь оно плавится, как от огня.

Тут Давид положил саз на пол и, обращаясь к гусанам, сказал: – А теперь, гусаны, идите в Капуткох и скажите Хандут-хатун: пусть подождет шесть дней, а на седьмой я приеду к ней в гости. Завтракать буду в Чажване, обедать – в Бандымаху, ужинать – во дворце у вашей царевны.

Дал Давид гусанам горсть золота и отпустил в Капуткох.

Давид гусанов до моста проводил и, воротившись домой, погрузился в раздумье. Облик Хандут-хатун так и стоял у него перед глазами.

Дни шли за днями. Давид тосковал о Хандут-хатун, таял и сох, не пил и не ел.

Однажды Кери-Торос повел с ним такую речь:

– Мальчик мой Давид! Неужто Бог так тебя создал, что ты растешь только в боях? Что с тобой? Когда ты каждый день сражался, ты в тело входил, крупней и сильней становился. Теперь мы ни с кем не воюем, а ты все хиреешь и хиреешь. Что с тобой?

– У меня, Кери-Торос, большое горе. Ты не знаешь!

– Какое горе, мой мальчик?

– Да так…

– Как это «так»? Что значит «так»? Коли у тебя горе, мы ему поможем.

– Горе мое – Хандут-хатун из Капуткоха, – объявил Давид.

Рассвирепел Кери-Торос:

– Что?.. Какая там еще Хандут-хатун? Что ты мне сказки рассказываешь?

– С того дня, как капуткохские гусаны расхвалили Хандут, сердце мое исполнилось любви к ней, и любовь эта жжет и палит меня огнем, я ни пить, ни есть не могу. Я поеду за ней в Капуткох. Умереть мне на этом самом месте, поеду!

– Давид, родной мой! – молвил Кери-Торос. – Послушайся ты меня: брось ты пагубную эту затею! Кто направится в Капуткох, тот назад не вернется. Силой там, брат, не возьмешь. Это колдовская страна. Там людей завораживают. С капуткохцами лучше не связываться. Послушайся ты меня: не езди в Капуткох.

– Нет, – возразил Давид. – Нет, Кери-Торос! Для меня в целом мире есть только Хандут. Кроме Хандут, мне не нужен никто. Я дал себе слово поехать за ней и поеду. Умереть мне на месте, поеду!

– Но ведь ты же обручился с Чымшкик-султан из Хлата! – напомнил Давиду Кери-Торос.

– Я и думать не хочу о Чымшкик-султан. Сердце мое стремится к Хандут-хатун. Еду в Капуткох!

Кери-Торос хорошо знал, что Давид слова на ветер не бросает: сказал – значит, сделал. Он только плечами пожал.

– Воля твоя, мой мальчик!

От Сасуна до Чажвана – семь дней пути, от Чажвана до моста через реку Бандымаху – семь дней пути, от моста до Капуткоха – семь дней пути.

Давид помчался на Джалали, к завтраку доскакал до Чажвана; там перекусил, опять сел на коня, в полдень приблизился к Бандымаху. Недалеко от реки была деревня Горцот. Семеро плугарей из этой деревни пахали поле Чымшкик-султан. Как раз в это время плугари сели обедать. Приблизился к ним Давид и сказал:

– Добрый день, плугари!

– Здорово! – отозвались плугари.

– Бог вам в помощь!

– Спасибо, – отвечали плугари. – Подсаживайся к нам, путник, гостем будешь, кушай на здоровье!

– Благодарствуйте, – молвил Давид. – Я тороплюсь. Если я присосежусь, вам ничего не останется. Кушайте сами!

Пожилой плугарь сказал:

– Божий человек! Мир плугом кормится. Статочное ли это дело – мимо плуга голодным пройти? Нет, брат, присаживайся! Поглядим, сколько ты умнешь, поглядим, как это ты ничего нам не оставишь!

Сошел Давид с коня, разнуздал его, чтобы вольней было ему пастись, сел, прислонился к повозке и молвил:

– Ну, воля ваша!

Принесли пастухи котел о семи ушках, в котором у них был приготовлен плов на семь дней, и поставили перед Давидом. Рядом положили хлеб, тоже на семь дней, и подмигнули друг другу: поглядим, мол, сколько он съест!

Давид клал один лаваш на другой, на них – два ковша плова, потом скручивал их жгутом, два раза откусывал – и двух лавашей как не бывало. Плугари подталкивали друг дружку локтем и пересмеивались втихомолку. А Давид весь их семидневный запас съел подчистую, запил водой, которую плугари тоже на семь дней себе запасли, сел на коня, попрощался и – в путь.

– Ой-ой-ой!.. – воскликнули плугари. – Что же он наделал? Съел без остатка наш недельный запас! Нам еще целую неделю здесь работать – кто же нам даст хлеба и воды? В деревню пойти, там скажут: «Вы что, волки, что ли? Недельный запас в один день сожрали?» Сказать, что путник подсел и все съел, – не поверят. Как же нам быть?

Давид услышал этот их разговор, обернулся к ним и сказал:

– Вы тут пока отдохните, а я за один час вспашу, сколько вам за неделю вспахать полагается, и дело с концом!