Мария Фагиаш - Сестры-близнецы, или Суд чести

— И что же я должен доложить господину майору? — спросил он. — Да он же может разъяриться, что я его разбудил. Моему кузену вышибли глаз только за то, что он зашел в комнату к своему капитану, когда тот был с горничной в постели. Тот зашвырнул в него сапожную колодку.

— Тогда постучите сначала. А уж с горничной вы точно майора в постели не найдете. — Едва сказав это, она чуть не прикусила себе язык, но Бласковитц был слишком туп, чтобы понять намек. Он потопал к кабинету, а фрейлейн Буссе, затаив дыхание, следовала за ним и остановилась в нескольких шагах от комнаты. То, что за этим последовало, было просто кошмаром. Позднее, когда фрейлейн Буссе пыталась восстановить в памяти ход событий, перед ней возникали только расплывчатые и неясные картины происшедшего.

Сначала раздался страшный возглас Бласковитца, затем последовало молчание, показавшееся бесконечно долгим. Наконец он показался, шатаясь, в дверях с землисто-серым лицом и ужасом в глазах, тряся правой рукой, испачканной кровью.

При виде крови фрейлейн Буссе испустила душераздирающий крик. Позднее она вообще отрицала тот факт, что кричала, но Бона и Светлана, которые как раз разводили огонь под котлом в прачечной, утверждали, что именно крик заставил их кинуться к кабинету майора. Когда они увидели денщика, облокотившегося на дверной косяк, с рукой в крови и перекошенным от боли и ужаса лицом, они решили сначала, что с ним произошел какой-то несчастный случай. Фрейлейн Буссе больше не визжала, из ее рта доносилось лишь какое-то клокотанье.

— Езус-Мария, что с тобой? — спросила Бласковитца Светлана.

— Майор… майор… он мертвый. Мертвый.

Фрейлейн Буссе, словно оглушенная, замолчала.

— Мертвый? Откуда вы это взяли?

— Да не знаю я… он вроде еще теплый, а все равно он мертвый.

Фрейлейн Буссе приблизилась к двери, но войти в комнату не решилась.

— Я так и знала, что что-то случилось, раз он не позвонил и не приказал подать завтрак.

Бона презрительно посмотрела на экономку.

— Лучше позовите врача! — закричала она.

Фрейлейн Буссе уставилась на девушку.

— Врача.

— Да не стойте вы тут, как последняя дура! — воскликнула Бона. — Вы что, не слышали, что сказал Иоханн? Может, он еще жив!

Внезапно фрейлейн Буссе вспомнила о своем достоинстве дамы и дочери офицера.

— Да. Мы должны позвать врача. — Она снова была в руководящей роли, снова стала хозяйкой положения с распрямившимися плечами и гордой осанкой. — Позови доктора Брюка, угол Шиллерштрассе. Да быстро, поняла?

Бона кинулась бегом из прихожей.

Светлана двинулась мимо Бласковитца, перекрестилась и вошла в комнату.

Шторы были задернуты, и, едва она успела бросить в полумраке взгляд на фигуру в ночной рубашке, лежавшую у двери кабинета, экономка приказала:

— Немедленно выходи! Никто не должен ничего касаться. — И когда Светлана вернулась, фрейлейн Буссе сурово обратилась к Бласковитцу: — Надеюсь, у вас хватило ума ничего там не трогать?

— Нет. Трогать я там, вообще-то, ничего не трогал. Только хотел поднять его, но…

— Лучше бы вам этого не делать. Будет, конечно, расследование, и… — Она замолчала. — Господи боже мой! Госпожа баронесса! Нужно ее разбудить. Светлана, пойди и разбуди сударыню.

Светлана отшатнулась.

— Я? Нет, нет, я не пойду. Пойдите вы сами.

— Ну хорошо. Пойду я будить бедную госпожу. — И она неохотно двинулась к лестнице, но Бласковитц преградил ей путь.

— Вы должны доложить о смерти майора полковнику Зайферту. Так положено.

Фрейлейн Буссе нахмурилась.

— Так идите же и доложите. Что вы тут стоите?

— Мне нужно бы сначала руки помыть. — Он уставился на свою окровавленную руку.

Бласковитц исчез в кухне. Фрейлейн Буссе, тяжело вздохнув, стала подниматься по лестнице. Подойдя к двери Алексы, она подумала, что майор, скорее всего, покончил жизнь самоубийством. Очень вероятно. В любом случае надо разбудить хозяйку дома. Из комнаты не доносилось ни звука, наверное, она еще спала. Шум внизу не мог ее разбудить, стены были достаточно толстыми, да и кабинет располагался в боковом флигеле.

Фрейлейн Буссе постучала. Не услышав обычного «войдите», она зашла в спальню и на цыпочках приблизилась к кровати. Алекса лежала на боку с волосами, разбросанными по подушке. Она дышала спокойно и, казалось, крепко спала. Но как только фрейлейн коснулась ее плеча, она встрепенулась, перевернулась на другую сторону и открыла глаза. Часто мигая, она смотрела на фрейлейн и затем спросила заспанным голосом:

— Который же теперь час?

— Мне не хотелось бы вас будить, госпожа баронесса, — шепотом начала фрейлейн Буссе, и тут же продолжила, жалобно причитая: — Да только… это ужасно… я не знаю, как сказать… — Она опустилась возле кровати на колени и по-сестрински обняла Алексу, что вообще было ей никак не свойственно. — Господин майор… с ним случилось что-то ужасное.

Алекса с удивлением рассматривала светловолосую голову рядом с собой и спросила:

— С господином майором? — Она все еще не пришла в себя со сна.

— С ним… он… я послала за доктором Брюком, но боюсь, что уже слишком поздно, — продолжала жалобно стонать фрейлейн Буссе.

Постепенно до Алексы стал доходить смысл ее причитаний. Что-то случилось с Гансом Гюнтером. Послали за врачом, хотя для какой-либо помощи уже слишком поздно. Она взглянула на часы, стоявшие на комоде. Без двенадцати минут шесть, как раз время, когда он выходил из дома. Значит, то, что с ним случилось, произошло дома. Или по пути на улицу. Ее стало знобить. Она подумала о Ранке и, высвободившись от фрейлейн Буссе, встала.

— Он мертв? — спросила она и, не ожидая ответа: — Где он?

— В кабинете. Он, наверное, вышел из спальни и упал навзничь. Но спуститесь вниз только тогда, когда врач придет.

Алекса набросила халатик и пошла к лестнице, босиком пересекла каменный пол прихожей и только тут почувствовала, что плиты холодные как лед. За собой она слышала тяжелое дыхание фрейлейн Буссе. Светлана все еще стояла в коридоре. При виде госпожи она закрыла лицо передником и зарыдала. Алекса вошла в кабинет и уже наполовину пересекла его, когда ее взгляд упал на распростертое тело.

Ганс Гюнтер лежал на животе, повернув голову в сторону, как если бы он хотел оглянуться. На нем была ночная рубашка из ирландского льна, на левую ногу был надет носок. Его волосы, которые он стриг на этой неделе, спутанными прядями свисали на лоб, рот и глаза были открыты.

Голова резко выделялась на темном фоне персидского ковра. Справа на белой льняной ткани виднелось красное, величиной с ладонь пятно. Алекса, окаменев, стояла, молча уставившись на лежащее перед ней тело. Ее пронзила мысль, что это она несет ответственность за кровь, за безвозвратность смерти. Из стремления избавиться от скуки она затеяла игру под названием: свободу любой ценой, несчастный случай на охоте, дуэль без свидетелей — игру, в которой легко было говорить пустые слова, не думая о последствиях.