Маргарет Барнс - Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

Когда тропинка повернула, она вдруг увидела его. Это было так неожиданно, что королева резко остановилась и прижала руку к бьющемуся сердцу. Он стоял в ярком утреннем свете. Его стройная фигура четко вырисовывалась на фоне освещенной солнцем стены. Лучи играли на его золотистой голове, склоненной над книгой. На этот раз она так легко не излечится. Это вполне мог быть Дикон, ставший красивым молодым мужчиной.

«Нет ничего удивительного, что они все верили ему», — подумала Елизавета.

Ей показалось, что она произнесли это вслух, потому что он повернулся и посмотрел на нее. Какая-то важная дама в зеленом с золотом наряде пристально смотрит на него и нарушает его одиночество. Может, он и был удивлен, но у него хватило выдержки не показать ей этого. Он сделал несколько шагов, чтобы вежливо приветствовать ее.

— Мадам, утро было таким прекрасным, но ваша красота сделала его совершенно невероятным! — сказал он с радостной улыбкой. — И сейчас…

Стало ясно, что он не узнал ее. Елизавета подошла к нему поближе и посмотрела ему прямо в лицо. Наверное, ее пристальный взгляд выдал ее или же дорогие старинные украшения, бывшие на ней, помогли раскрыть тайну. Его ум был быстрым, как ртуть.

— Но сейчас я чувствую себя дома… — мягко перевел он речь на другое. Он протянул ей навстречу свои красивые руки.

Она даже не могла себе представить, что будет смотреть на него, ни в чем не уверенная. Перед ней было лицо не мальчика, но мужа. Свежая кожа слегка обветрилась под лучами солнца, гладкая кожа подбородка и щек, несомненно, загрубела от бритья. В нем чувствовались осторожность, некоторая развязность и ранее не присущая ему жесткость. Только рот оставался таким же нежным, каким был у Дикона. Но ведь и он тоже испытывал неуверенность и поэтому вел себя подобным образом! Но кто бы он ни был, у него было преимущество перед нею, потому что он мог видеть ее портрет недавно в доме Маргариты Бургундской. Елизавета отвела свои руки — она непроизвольно протянула их ему, когда он начал ее приветствовать.

— Вы человек по имени Перкин Ворбек? — спросила она.

Он на секунду отвернулся от нее, чтобы положить книгу на каменную скамью и успокоиться. В это время, вероятно, он решил противоречить ей.

— Или Осбек, — он пожал плечами, как будто это весьма забавляло его. — Все никак не могут решить, как же меня называть. А вы, госпожа, — заметил он, низко кланяясь ей, — видимо, королева Елизавета.

— Я пришла, чтобы посмотреть, как вам здесь живется, — солгала она. — Как обращаются с вами.

— Это так любезно с вашей стороны! Но мучения не так страшны для меня, — сказал он, беря плащ и расстилая его для нее на каменной скамье. Не окажете ли мне честь, Ваше Величество, и не присядете ли здесь на скамье?

У Елизаветы дрожали руки и ноги. Она не могла отказать ему в этом, если бы даже и хотела. Она с благодарностью села в тени старого шелковичного дерева.

— Наверное, вам было трудно пережить крики ненависти, насмешки и тот мусор, который швыряли в вас?

Он нахмурился, и Елизавета решила, что ему было легче пережить сам факт его травли, чем то, что она знает об этом. Было ясно, что его гордость задета. Он свободно стоял перед ней и рассказывал о том, как относится к жизни.

— В такие моменты следует думать о чем-то ином, — сказал он. — О поющем жаворонке, о том, как плохо держится в седле человек, который едет перед вами. Или же вспоминать о любимой женщине!

— И что, это помогает?

Голос королевы был низким и тихим, ей было так жаль его.

— Воображение всегда помогает подняться над реальностью.

— Да, вы никогда не страдали отсутствием воображения!

— От вашего воображения пострадало так много людей, — резко заметила Елизавета.

Он жестом показал, что жалеет об этом. Елизавета опять оттаяла.

— Но когда вы читали ваше признание вины и они так издевались над вами?..

— Именно тогда я понял, что стоит придерживаться их тактики, — ответил он, с явным удовольствием заговорив на эту тему. — Это же не мое признание. Но даже если все было бы так, то нужно было играть в их игры и медленно отходить назад. И еще показывать всем, как все это забавно и смешно. В жизни не обойдешься без юмора и хитрости. Ваши люди в Лондоне больше всего любят посмеяться и пошутить. Уверяю вас, я стал таким опытным в подобных делах, что даже думаю: может, мне следует использовать свое заточение и написать книгу для моих несчастных последователей — «Ораторское искусство после применения тухлых яиц. Интересные высказывания человека, закованного в колодки»?

— Прекратите!

Он улыбнулся ей и стал похож на Дикона из ее воспоминаний.

— Но почему это вас волнует? — спросил он. Он начал поддразнивать Елизавету, притворившись удивленным.

— Потому что вы напоминаете мне…

— Ага. — Он сразу же стал очень серьезным, но не стал продолжать расспросы.

Уходило такое дорогое для нее время. Ей нужно было о многом расспросить его и расставить слишком много ловушек.

— Расскажите мне о моей тетушке, герцогине Бургундской, — потребовала она.

— Она в добром здравии и просила передать вам привет от нее.

— Значит, она предполагала, что вы станете искать встречи со мной?

— Но я же вижу вас, — напомнил он.

— Но совсем не так, как вы с ней на это надеялись.

— Для герцогини это будет большим разочарованием, — признался он. — Она была так добра ко мне.

— И вы ее обожали.

Иллюзия прежнего Дикона была настолько сильна, что она с трудом удержалась, чтобы не добавить: «Вы обожали ее и раньше».

— Я был ей очень благодарен, но я не люблю, когда мною кто-то командует. Ее Высочество старалась держать меня в жестких рамках. И она весьма мстительна. Особенно по отношению к Тюдорам.

— Мне кажется, это она научила вас английскому языку.

— Упаси меня Боже! — воскликнул он и расхохотался совсем как мальчишка. — Она говорит с жутким акцентом.

Его английский был прекрасным, чистым, как холмы Англии.

— Но она все рассказала вам о нас! Назвала наши имена, описала все наши приметы, нашу внешность, наши манеры и привычки, чтобы вы были полностью знакомы с нами. Она рассказала вам о короле Эдуарде.

— В этом не было необходимости, поверьте. Я прекрасно помню своего отца.

— Жана де Ворбека, купца из Турне?

— Если вам будет так угодно!

Непонятно почему, его спокойная уступка разозлила ее больше, чем его гордость.

— Почему вы так спокойно повторяете все, что вам говорят? Я понимаю, что у вас нет и не было выбора здесь, когда король заставлял вас делать все это. Но сейчас, со мной?

Его улыбка была спокойной и приятной.

— Я не достиг своей цели, и убеждать вас в чем-то было бы неправильно с моей стороны.

— Вы хотите сказать, — она быстро подхватила его мысль, — что, пока стоит вопрос о наследовании власти, всегда будет выбор: или мой сын или вы?