Валентин Пронин - Катулл

Гемин не замечал никого вокруг себя. О смелый веронец! Какую пощечину отвесил он в заключение Помпею и Цезарю!

Раздались нерешительные хлопки, потом толпа разом заволновалась. Нельзя было разобрать, осуждает или одобряет большинство римлян неистовую смелость Катулла. Асиний Поллион выглядел явно расстроенным. Варрон продолжал неподвижно сидеть в кресле. Катулл вопросительно посмотрел на Поллиона, но тот стоял, отвернувшись. Тогда поэт обратился к собравшимся с предложением прочитать еще одну новую эпиграмму. Ему ответили нестройными криками. Усмехаясь и покусывая нижнюю губу, Катулл ждал тишины. К нему опять подошел Валерий Катон и с ним коренастый белокурый крепыш, вызывающе взглядывавший на тех, кто казался ему недовольным.

Гемин ничего не понимал… Что происходит под базиликой Эмилия?.. Безумные люди, безумный город! Пожалуй, сейчас Гемина не удивили бы и обнаженные мечи.

Не дождавшись внимания, Катулл обозлился. На его бледном лице выступили багровые пятна, сделавшие это лицо похожим на отталкивающую маску. Взмахивая рукой и поворачиваясь во все стороны, он надсадно выкрикивал:

Перед Катуллом все расступились, он был хорошо виден Гемину. Вскинув голову и сощурив глаза, Катулл повторил в полной тишине: «Чудно спелись два гнусных негодяя!»

Толпа прихлынула к тому месту, где он стоял. Кто-то вопил истошно, рвался вперед, кого-то держали, унимали, оттаскивали…

Неожиданно для самого себя Гемин вступил в опасный спор. Во весь голос он восхищался блеском катулловских эпиграмм и дошел до того, что вцепился в платье противника… И тут будто увидел себя со стороны: вместо благовоспитанного и сдержанного гражданина в толпе вертелся горластый буян, потерявший всякую рассудительность.

С огромным трудом председателю собрания и другим именитым римлянам удалось добиться относительного порядка. Ворча, противники расступились, — Гемин искал глазами Катулла, но тот исчез.

Поэты опять читали, и слушатели опять рукоплескали им, но рециатация проходила без прежнего увлечения. Многие покинули базилику Эмилия.

Катулл терял одновременно и светские знакомства, и поддержку друзей. Время шло не в его пользу. Скрывая горечь, он посвящал землякам шутливые послания:

Мой Фабулл! Накормлю тебя отлично В дни ближайшие, если бог поможет.

В конце лета обстановка в Риме снова накалилась. Сенат взирал на Помпея как на будущего владыку. Многие политики полагали, что внутреннее состояние республики требует его немедленной диктатуры. Другие склонялись к тому, что Цезарь окажется сильнее Помпея. Цезарь правил Галлией, по сути дела, как царь без диадемы. Его легионы были огромной силой.

На Форуме собирались группы быстрых людей. Они то появлялись, то исчезали. Они скакали верхом из Рима в Галлию, из Галлии в Рим, обгоняя тяжелые обозы. Быстрые люди ходили по Форуму, толкались, задиристо говорили и поглядывали жестко и холодно. Когда требовалось, — не раздумывая, доставали мечи. Что-то назревало страшное. Неопределенно, но явственно.

Цицерон писал хитрому Аттику в Эпир: «…дело идет к междувластью и даже пахнет диктатурой; разговоров, во всяком случае, много».

Говорили и такое: среди белого дня подозрительная шайка окружила носилки сенатора Марка Порция Катона… Метнули из пращи камень! Грозили кинжалами! Сателлиты утащили сенатора в храм Беллоны, там отсиделись. Говорили разное, хотя все это могло оказаться сплетней. Но то, что Цезарь присылает из Галлии золото и покупает не только нищую чернь, но и жадных богатых нобилей, новостью ни для кого не было.

Катулл тоже слушал, расспрашивал, возмущался. Однажды, рассуждая на Форуме с кучкой знакомых о политике, Катулл увидел проходившего мимо курьера квесторской магистратуры. Он вспомнил наконец о беседе с Асинием Поллионом.

Цезарианец ждал от него всего двух слов. Первое должно означать раскаянье, второе — согласие стать приверженцем Цезаря. Катулл на мгновение задумался. Совесть его относилась к категории непродажной, Катулл действительно думал только мгновение. Поллион получит через курьера ответ Катулла для великого Цезаря — две стихотворные строчки вместо двух слов подлеца. Катулл достал из сумки табличку и коротко написал:

Поллиону от Гая Катулла.

Привет тебе. Если ты будешь посылать письмо в Галлию, то присоедини от меня следующие стихи:

«Поллион, конечно, не пошлет это Цезарю, — решил Катулл, отдав табличку курьеру. — Теперь я перестану его интересовать и как желанный собеседник, и, уж наверное, как поэт».

Хотя Катулл постоянно встречался и болтал о всякой всячине с некоторыми из своих приятелей (в чем и состояла большая часть его времяпрепровождения), одиночество становилось все тягостнее. Известны были его стихи к Альфену Вару, где он упрекал адвоката в измене старой дружбе, равнодушии и жестокости, намекал и на политическое предательство.

Лето заканчивалось. Потеряв надежду выдвинуться и устав от столичной суеты, уехал домой Вераний. Скоро собирался уезжать и Фабулл. От жары Катуллу не спалось, ночью тревожно стучало сердце.

Когда Катулл приходил к Кальву, маленький оратор встречал его бледной, безрадостной улыбкой. Где былые проказы, пародии, великолепные остроты? Кальв изменился неузнаваемо. Он совсем высох. Его лицо казалось вырезанным из прозрачного желтоватого камня. Он носил темную одежду из грубой шерсти, а бороду брил небрежно. И это изящный, стремительный щеголь Кальв, недосягаемый пример элегантности, кумир завистливой «золотой» молодежи! Когда он двигался, слышалось странное металлическое позвякивание. Катулл вздрагивал и глядел недоумевающе. Потом глаза его застилали слезы. Валерий Катон недавно сказал ему, что Кальв фанатично увлекся одним из крайних, аскетических течений стоицизма. Призыв стоиков — отказаться от земных благ и для утешения душевных страданий предавать истязанию свое тело — нашел отклик в угнетенном сознании Кальва. Под туникой Кальв днем и ночью носил свинцовые цепочки — вериги. Кальв-аскет! Кальв — фанатичный стоик! Катулл не мог в это поверить.