Александр Кравчук - Галерея римских императоров. Доминат

Вернемся, однако, к недолгому пребыванию Феодосия в Риме в октябре 394 г. Тогда дело дошло до явного и острого столкновения между цезарем и сенатом — в большинстве своем, как уже говорилось, верным прежним богам. Властитель прямо потребовал, чтобы сенаторы оставили веру отцов и стали христианами. Но никто — как уверяет один из античных авторов — не откликнулся на его призыв. Наоборот, императору смело заявили, что уже 1200 лет, с тех пор как стоит этот город, здесь благочестиво следуют культам предков, а Рим стал могущественной державой благодаря покровительству древних богов, и даже подумать страшно, что может случиться, если отказаться от старых обрядов.

Император пригрозил, что не позволит использовать государственные средства на языческие жертвоприношения, которые он запретил окончательно и бесповоротно. Сенат возразил, что жертвы ради общественного блага в соответствии с традицией приносятся только за общественный же счет, что, разумеется, Феодосия не убедило. Указ, запрещавший прежние культы, должен был в полном объеме исполняться и здесь. Последователи язычества могли уже в очень скором времени с горечью, но и с мрачным удовлетворением, констатировать, что отступление от старой веры привело к краху империи. Но состав сената быстро менялся, так как в этот достопочтимый орган с некоторых пор допускались только христиане.

Ходили слухи, что как раз во время этого визита в Рим племянница цезаря, Серена, жена Стилихона, присвоила драгоценное ожерелье, некогда принесенное в дар в святилище богини Кибелы. Когда об этом узнала одна бывшая весталка, то прокляла совершившую такое святотатство и весь ее род.

В начале зимы император уже был в Медиолане и тут встретил новый — 395 г. Он был очень слаб, что в его окружении объясняли тяготами прошлогодней военной кампании против Евгения и Арбогаста. Но на самом деле причина недомогания была глубже, а значит, и опаснее. Для мужчины под пятьдесят командование войсками в военном походе не могло являться чрезмерным усилием. В действительности же сопротивляемость организма Феодосия подточила смертельная болезнь, называемая вслед за греками hyderos или hydrops . В античной медицинской терминологии это могло означать как опухание и отеки, так и повышенную постоянную жажду. Во втором случае речь идет, скорее всего, о диабете, а в первом — о печеночной, почечной или сердечной недостаточности. Во всяком случае, больной чувствовал себя так плохо, что уже прощался с жизнью. А ухудшало его настроение, как рассказывали, предсказание одного отшельника, что в войне с Евгением он, правда, победит, но вскоре после нее и умрет.

Император велел вызвать из Константинополя своего сына Гонория, которому еще не исполнилось и одиннадцати. Старший, к тому времени восемнадцатилетний, Аркадий должен был оставаться на Босфоре. Оба уже носили титулы августов, поэтому формально считались соправителями отца.

Как только мальчик появился в Медиолане, к отцу вроде бы вернулись силы. И настолько, что тот решил именно здесь и сейчас отметить гонками на колесницах победу, одержанную над самозванцем в прошлом году. Соревнования должны были начаться 17 января.

Император со свитой прибыл на стадион уже с утра и выполнял функции почетного председателя состязаний, говоря современным языком, до ленча. Как только он его съел, почувствовал себя так плохо, что был не в состоянии вернуться в ложу, а поэтому попросил сына заменить его. Весьма показательно, что цезарь не хотел и не позволил прервать или отменить соревнования, а значит, ни он сам, ни кто-либо из присутствующих даже не подозревал, что конец столь близок. Впрочем, гонки должны были продолжаться еще достаточно долго, так как именно через два дня, то есть 19 января, праздновали бы шестнадцатую годовщину вступления Феодосия на трон.

Из членов семьи в Медиолане тогда находилось несколько человек. Кроме уже упомянутого Гонория и его единокровной сестры Галлы Плацидии, которой тогда было всего несколько лет и которой предстояло прославиться в будущем, благодаря удивительной судьбе в медиоланском дворце пребывали племянница императора Серена и ее муж, комес Флавий Стилихон, главнокомандующий пехотой и кавалерией в западных провинциях. Именно ему поручил умирающий позаботиться о его детях.

Феодосий выразил совершенно определенное пожелание, чтобы к нему также явился епископ Медиолана Амвросий. Он стал свидетелем кончины императора в тот день, 17 января, и запомнил его последнее слово: dilexi — «я возлюбил». Относилось ли оно к делам великим, вечным, духовным или же к близким людям? А может, умирающий мысленно возвращался к воспоминаниям и людям, некогда столь дорогим его сердцу, как отец — полководец Феодосий, приговоренный к смерти в Карфагене без малого двадцать лет назад?

А вот никакого завещания цезарь не оставил — ни политического, ни частного. Впрочем, в первом и нужды не было, поскольку все важное было определено уже заранее. В соответствии с отцовской волей сыновьям полагалось править вместе при, так сказать, территориальном разделе компетенций: Восток — Аркадию, Запад — Гонорию.

Империя, разумеется, по-прежнему должна была оставаться единой и неделимой, а речь шла просто-напросто — как тогда думали — о формальном разграничении сфер влияния и непосредственного управления, что неоднократно практиковалось и ранее, причем с весьма положительными результатами. И кто бы мог тогда предположить, кто бы поверил, что именно такое разделение окажется столь прочным, окончательным и решающим в исторической судьбе империи, а по большому счету, и всего средиземноморского мира?

17 января 395 г. стало днем кончины единой Римской империи и даже целой эпохи. Ведь Феодосий являлся последним владыкой, который единовластно управлял всей колоссальной державой от Британии и до Евфрата. С этого момента начинается история двух фактически отдельных государств: Византии на востоке и Рима на западе. Причем второе из них уже в скором времени ожидала агония. Получалось, что никто тогда не знал, что этот раздел империи означал ее распад.

Феодосий стал также тем цезарем, которому удалось завершить дело христианизации государства, что он осуществлял последовательно, упорно и даже ожесточенно. Ему же выпало, в итоге, погасить олимпийский огонь, который снова зажегся только через пятнадцать веков. И именно этот момент, 1896 год, следует считать истинным возрождением благородных идеалов и традиций античного мира.

Феодосий не был правителем исключительным или особо талантливым, а своими поступками или методами управления, собственно говоря, ничем не отличался от предшественников, верующих в прежних богов, ну, разве что тем, что мог, совершив преступление, публично покаяться и получить отпущение грехов, что обеляло его в глазах собственных и широкой общественности. А при случае поднимало также авторитет Церкви, делая ее институтом не только независимым от светской власти, но даже над этой властью возвышающимся. Такое положение вещей предвещало в будущем очень серьезный конфликт, но в те времена никто об этом не задумывался, кроме, разве что, горстки прозорливых мыслителей.