Розалинда Лейкер - Золотое дерево

Габриэль, которая больше страдала от вони и спертого воздуха, чем от качки, решила, что откроется властям через сутки. Она хотела быть уверенной, что корабль не вернут из-за нее назад в порт и не высадят ее на берег. Бессонная ночь прошла в томительном ожидают, люди вокруг стонали, храпели, кашляли, некоторых рвало. Наутро в трюме появились матросы с корзинами, наполненным хлебом и сыром, а также большими флягами с питьевой водой, которые тут же начали передавать из рук в руки, поскольку многих пленных мучила жажда. В одиннадцать часов в трюм спустился судовой врач, одетый в безукоризненную бело-синюю морскую форму с блестящими пуговицами, отделанную золотым галуном. Он проверил, не гноятся ли раны и нет ли новых больных, кроме тех, кто страдал морской болезнью. Доктор, которому было за сорок, внешне чем-то смахивал на хищную птицу. Услышав, о чем он расспрашивает пленных, Габриэль поняла, что судовой врач опасается инфекционных заболеваний, которые на корабле могут привести к тяжелым последствиям.

— Не упускайте этот удобный случай, — шепнул Гастон Габриэль. — Удачи вам!

Они обменялись крепким рукопожатием, и Габриэль, встав со своего места, пошла к выходу, осторожно ступая между тел дремлющих солдат. У выхода она остановилась и стала ждать доктора. Вооруженный матрос, сопровождавший его, подозрительно оглядел Габриэль с головы до ног, но ничего не сказал. Когда доктор подошел к трапу, ведущему наверх, Габриэль преградила ему путь и заговорила тихим голосом, стараясь, чтобы их больше никто не слышал.

— Доктор! Я женщина, и мне не следует оставаться здесь.

Он, прищурившись, взглянул на нее. Она была похожа на перепачканного в саже и копоти мальчишку, одетого в грязный мундир. По своему опыту он знал, что некоторые пленные способны сочинять самые невероятные истории только для того, чтобы выбраться из этого отвратительного места на палубу и подышать свежим воздухом хотя бы несколько минут.

— Расстегните рубашку, — сказал он на чистейшем французском языке.

— Только не здесь! — сразу же всполошилась она, испуганно глядя на него.

Ее реакция показалась доктору убедительной.

— Следуйте за мной.

В каюте доктора Габриэль сняла, наконец, свою шляпу, которую носила день и ночь, и пригладила растрепанные волосы. Она назвала свое имя и после того, как он снова попросил ее расстегнуть рубашку, подчинилась его распоряжению. Когда она вновь привела свой костюм в порядок, доктор велел ей сесть и начал расспрашивать ее о том, кто она — маркитантка или солдатская жена.

— Я не маркитантка и не жена солдата. Я не принадлежу также к числу женщин, следующих за войском и торгующих своим телом.

— У меня и мысли не было об этом, мадам Вальмон. В юности я некоторое время жил во Франции и, судя по вашей речи, могу с уверенностью сказать, что вы занимаете определенное положение в обществе. Мне было бы интересно узнать, каким образом вы попали сюда. Если позволите, я выскажу свою догадку. Я полагаю, что вы направляетесь следом за своим возлюбленным. Я отгадал?

— Вы очень проницательны, — призналась она.

— Наверное, такое и раньше не раз случалось в вашей практике.

— Я не помню ни одного случая, когда женщина последовала бы в плен за своим возлюбленным, чтобы соединиться с ним. Ведь это не выход, рано или поздно ее разоблачат и вновь разлучат с любимым. Но у нас, в британской армии, часто бывают случаи, когда солдаты тайком провозят на кораблях своих жен, спрятав их в парусиновые мешки. Ведь только офицерам разрешается брать своих жен с собой, когда они отправляются служить на чужбину на два-три года. Но, как правило, если солдатские жены проявляют такое завидное мужество в достижении своей цели, они в дальнейшем не. являются обузой для войска. Итак, назовите мне имя того военнопленного, за которым вы следуете?

— Капитан конноегерского полка Николя Дево. Как вы думаете, может он находиться на этом судне? Сама я не питаю больших надежд на такую удачу, потому что его захватили в плен на несколько дней раньше, чем я попала в руки ваших соотечественников.

— На нашем корабле нет представителей названного вами полка. Но я слышал, что несколько захваченных в бою накануне штурма Сьюдад Родриго егерей были взяты на борт военного корабля, стоявшего имеете с нами в гавани, несколько дней назад, — сказал доктор и увидел, что лицо его собеседницы озарилось радостью — для нее это была хорошая новость. — Откуда вы прибыли?

— Из Лиона.

Ободренная радостней новостью, Габриэль рассказала ему без утайки о своем путешествии, опустив только некоторые детали личного характера.

— Если ваш друг, Гастон, страдает от таких мучительных болей, почему он не обратился ко мне? Я уже поместил двух раненых военнопленных в отсек, отведенный под лазарет, где созданы более сносные условия.

— Гастон не мог обратиться к вам, ведь тогда открылось бы, что он — инвалид, и возникли бы вопросы, почему он попал на борт судна и оказался в числе военнопленных. Он должен был терпеть и таиться из-за меня. Как вы думаете, сможет ли он теперь выбраться из этого ужасного места?

Доктор откинулся на спинку стула и, сцепив пальцы рук, грустно посмотрел на Габриэль.

— Об этом не может быть и речи. Ваш друг попал в серьезный переплет. Он оказался среди пленных вражеской армии и был одет в военную форму. Вели же он заявит, что является штатским человеком, переодевшимся в военную форму, его сразу же заподозрят в шпионаже.

Габриэль встревожилась.

— Нет! Этого не может быть! Вы же видите, что я говорю правду!

— Я нисколько не сомневаюсь в этом. Вы кажетесь мне исключительно прямой и честной женщиной, но ведь вас могли обмануть.

— Я же объяснила вам, как все произошло! Я приняла решение ехать в Англию, а он отправился со мной лишь для того, чтобы оберегать меня.

— Неужели вы думаете, что я поверю в эти сказки! Не может такой слуга, как он, сознательно жертвовать своей свободой только ради того, чтобы взять под защиту такую сумасбродную госпожу, какой вы должны казаться ему! Ведь ваш поступок иначе, как безумием, не назовешь. На мой взгляд, он или использовал возможность послужить своей родине таким образом, или его преданность вам просто переходит все границы.

Габриэль откинулась на спинку стула и отвернулась от доктора, пытаясь скрыть выражение своего лица. Он попал в точку! Сразу же, как только они выехали из Лиона, она заметила, что Гастон испытывает к ней чувства, намного более сильные, чем преданность слуги, и что он неспроста отправился с ней в это опасное путешествие. Если бы они остались в Лионе и продолжали играть каждый свою роль — роль госпожи и слуги, — она никогда не узнала бы о его страсти. Но в дороге, постоянно находясь рядом, Гастон не мог скрыть тот огонь желания, который сжигал его изнутри. Его выдавало выражение глаз, каждое движение, как это обычно бывает, когда мужчина находится рядом с женщиной, которую любит. Когда они ночью лежали под открытым небом, завернувшись в одеяла, Габриэль ощущала, как в нем закипает желание, а в тот момент, когда он положил руку ей на грудь, все могло бы кончиться настоящим скандалом, если бы Габриэль не спасло то, что она услышала подозрительные звуки за рощей. Самым ужасным было то, что она предпочла бы отправиться вместе с пленными в Англию без него и его защиты. Она уже давно не хотела больше видеть Гастона, испытывая отвращение к нему. Габриэль не могла забыть той минуты, когда он признался ей в том, что участвовал в грабежах и насилии, будучи солдатом. Вся обстановка комнаты в лачуге Сьюдад Родриго, озаренной мрачными языками пламени пожара, бушевавшего в городе, и вид самого Гастона, одетого в перепачканный кровью мундир, снятый с убитого солдата, усиливали ужас его слов. И хотя Габриэль пыталась все забыть и помнить только хорошее, теплота и дружеское расположение к Гастону безвозвратно ушли.