Валентин Рыбин - Море согласия

Тувак скрылась в соседней кибитке, а оттуда быстро вышла Мама-карры.

— Что подать, мой хан? — спросила она, войдя к кану, который усаживал гостей на ковер.

— Все, что есть, неси — это же огурджали! — с дерзостью засмеялся Кият, давая понять, что огурджалинцы настолько голодны, что все съедят.

Курбан обидчиво улыбнулся, а другие насупились от столь злой шутки. Кият, видя это, поспешил загладить свою вину.

— Значит, рейятов привезли ко мне? — спросил он весело. — Это хорошо. Вижу, что беспокоитесь обо мне. Я думал — раз убежали на другой остров, то уже не появитесь здесь.

В это время Мама-карры внесла большую деревянную чашу с шурпой и поставила перед гостями. Кият взял ложку, помешал в чашке и пригласил:

— Ешьте, что аллах послал. Да рассказывайте, как рейятов схватили.

Курбан сначала пытался скрыть, что взял их вместе с геми, но проговорился нечаянно и не стал врать — рассказал все, как было

— Значит, разбоем занялись? — чуть строже сказал Кият-хан.

Огурджалинцы присмирели. Уже и ложками в чашке не двигали, и губы сжали — о чем еще говорить? Кият, видя, что гости совсем носы повесили, решил хоть чем-то вознаградить их. Открыв ларец, что стоял на кованом сундуке, он достал шесть серебряных рублей и дал каждому по одному.

Огурджалинцы молча встали и удалились из кибитки. Дойдя до киржима, подождали, пока утихнет ветер. Как только волны стали мельче, поставили парус и отправились восвояси.

Кият пока не тревожил персиян: не хотелось выходить из кибитки в такую пыльную погоду. Лишь к вечеру он захотел взглянуть на пленников. Взял с собой Абдуллу, еще нескольких йигитов и все вместе пошли к ним. Персы, с осунувшимися лицами, только глаза зеленоватые, как у кошек, сидели, прижавшись друг к другу. Войдя в юрту, Кият окинул их беглым взглядом, пожурил:

— Как же так, хеврет-вали, попались разбойникам, а? Такие опытные моряки, а поддались. Силенок, видно, у вас маловато. Ну-ка, Абдулла, проверь, на что способны они.

Слуга подошел к одному — это был капитан геми, — схватил его за шиворот й поднял на ноги. Тут же Абдулла ребром ладони ударил перса по шее. Тот упал пластом к ногам хана. Иигиты рассмеялись, а Кият сказал:

— Да, работник из тебя неважный, рейят. Ты и гулум с нефтью не поднимешь.

Перс, приподнявшись на колени, молящими глазами уставился на Кията. Давясь слезами, он заговорил:

— Хан-ага, дай мне свободу — я скажу тебе важные вести.

Кият-хан засмеялся и оттолкнул ногой перса. Абдулла поставил на ноги другого. Этот был еще тщедушнее первого и чем-то напоминал общипанного воробья. Хан пожалел его:

— Ладно, не трогай его, Абдулла, — сказал он и вновь взглянул на капитана геми. — А этого веди в мою кибитку, хочу услышать, что он мне скажет важного.

Едва ввели перса в ханскую кибитку, он сразу упал на колени и быстро заговорил:

— Хан, я сразу понял, что ты и есть тот самый Кият, не принявший шахскую грамоту и титул хана. Хан, теперь обещай сохранить мне жизнь и дать свободу после того, что я расскажу.

Кият еще больше заинтересовался пленником.

— Ну-ка, развяжите ему руки, — распорядился хан. И Абдулла, вынув из ножен кинжал, разрезал за спиной перса веревку. Хрустнув плечами и опустив дрожащие руки на колени, перс присел, сложив по-восточному ноги. Напротив сели Кият и его слуги.

— Хан-ага, — взволнованно заговорил перс. — Я капитан той самой геми, которую захватили иомуды. с Огурджинского. Я спокойно жил в Энзели и занимался небольшой торговлей и никому не мешал.. Но вот дней десять назад приехал ко мне от Аббаса-Мирзычеловек и привез с собой тех троих, которые сидят в твоей черной кибитке. Того человека, который привез их ко мне, зовут Гамза-хан.

— Знаю такого, продолжай,— с интересом отозвался Кият-хан, а остальные вздохнули.

Перс попросил воды, потому что сильно волновался, а может, давно не пил. Абдулла налил ему чаю. Тот отхлебнул глоток и продолжал с тем же нетерпением:

— Гамза-хан велел, чтобы я подал им ужин, и моя жена принесла все, чего они захотели. Я сидел с ними и слышал весь разговор. Гамза-хан сказал тому худенькому: «Встаньте у Челекена поздно ночью и в кулазе плывите к берегу. Кибитки Кията в середине. Сам хан живет в восьмикрылой. Если есть стража, подползите незаметно и уберите ее с дороги. Потом пробирайтесь к кибитке хана. Привезете его голову — получите пять тысяч тюменов...»

Йигиты все как один схватились за рукоятки ножей. Кият вздрогнул, побледнел и чуть-чуть отпрянул от перса. А тот еще жарче продолжал:

— Хан-ага, мне они сказали: «Ты должен выполнять все приказания человека Аббаса-Мирзы». А о том, что хочу я их везти или нет, они не спрашивали. Гамза-хан только предупредил: «Не вздумай шутить, Касем, если дорожишь своей башкой». Что мне оставалось делать, хан-ага? Мы пришли на моей геми раньше времени и бросили якорь в пяти фарсахах от Челекена, чтобы дождаться ночи. Тут нас и схватили.

После того, что рассказал перс, все долго молчали. Вот, оказывается, что поджидало Кията! Смерть. Аббас-Мирза нанял убийц и оценил его голову в пять тысяч тюменов. Кията вдруг обуяла жажда действия. Ему хотелось чего-то, но он пока сам не знал — чего именно. Наконец, сказал:

— Приведи того, полудохлого.

Через несколько минут худощавый перс в драной шапке и грязном халате, согнувшись, вошел в кибитку и упал на колени. Ни слова не говоря, Кият выхватил нож и поднес острие к подбородку продажного убийцы. Тот, почувствовав острие, запрокинул голову.

— Отвечай, каджар,— холодно, с хрипотцой произнес Кият, и все подумали, что хан не выдержит — проткнет горло пленнику. Но Кият какой-то внутренней силой сдерживал себя.— Кто оценил мою голову — сам шах или Аббас-Мирза?

— Аббас,— прохрипел перс.

— Сколько стоит моя голова?

— Пять тысяч тюменов.

— Дорого ценят мою голову,— усмехнулся Кият. С лица его сошла бледность, щеки порозовели. Он обрел спокойствие и выдержку: — Теперь скажи, зачем персам моя голова?

— Шах объявил урусам газават. Все войска брошены в Талыш, Карабах, Мирак. Шах боится, что, как и в прошлые лета, туркмены придут на помощь русским. Он хотел сделать тебя своим лучшим ханом — ты отказался. Теперь он хочет видеть твою мертвую голову. Без тебя иомуды не нападут на могучую исламскую Персию.

Кият убрал от лица нож и хотел вложить в ножны, но никак не попадал. Перс решил, что хан призадумался, как ему быть, с кем идти — с персами или урусами, и обрел спокойный голос:

— Хан-ага, по всему Востоку разгорается газават. Победоносные войска шахиншаха уже заняли все ранее потерянные земли. Не сегодня-завтра вспыхнет Дагестан, и тогда весь Кавказ, поднятый во имя ислама, прогонит русских свиноедов. Хан-ага, отпусти меня, и я скажу Аббасу-Мирзе, что ты согласен принять титул хана с шахской грамотой.