Валентин Рыбин - Море согласия

Атчапар поглядывал на них тревожными глазами. Прибавилось во дворе число слуг...

Время текло немыслимо медленно. Ночью Муравьев опять не смыкал глаз. Положив ладони под затылок, смотрел в небо.«Неужели так бесславно придется уйти из жиз-ни? — думал он. — Нет, так просто они меня не возьмут!» Капитан ощупывал гладкую рукоятку пистолета и не сомневался, что выстрелит себе в сердце, но не дастся на поругание...

Утром вернулся юзбаши. С ним несколько знатных вельмож. Шейх-уль-ислам Кутбэддин-ходжа объявил всеми-лостивейше, что повелитель Хивы приглашает русского посла к себе.

Муравьев хладнокровно кивнул и сказал Демке, чтобы разводил мыло для бритья...

Спустя час, пленники в сопровождении ханских сановников и стражи, выехали из крепости. Сорокавосьмидневное заточение кончилось.

«Урусы» в туркменских халатах и тельпеках издали ничем не отличались от туркмен. Но стоило встречным взглянуть на них поближе, и те начинали морщиться. Тот кто не знал, что это едут русские, принимали их за безбородых скопцов. Но так встречали приезжих за городом. В самой Хиве, едва отряд нукеров, с гостями в середине, въехал в ворота и закопытил по улице ко дворцу, сотни горожан кинулись к дороге взглянуть на людей ак-пади-шаха.

Муравьев с любопытством разглядывал хивинцев. Были они сплошь в халатах и невысоких черных тельпеках. А те, что выходили из кузниц, лавок, мастерских — городские ремесленники — выглядели проще: на плечах затасканные рубахи, а на голове круглые грязные тюбетейки. С горожан Муравьев переводил взгляд на постройки Хивы. Крупные мечети с минаретами и куполами ничем не отличались от персидских, какие он видел в Тавризе и Султаниэ два года назад. Улицы тоже походили на улицы городов Персии: узкие, с высокими глинобитными дувалами и домами. Но было в Хиве много такого, чего Муравьев нигде не видел.

Воображение капитана поразила крытая улица — собот. Она напоминала огромный широкий тоннель или пещеру. По обеим сторонам ее располагались всевозможные лавки и мастерские. Сотни торговцев зазывали покупателей, предлагали парчу и ситец, халву и бараний жир, мясо и лепешки, муку и пшеницу, кожи и сапоги-ичиги, халаты и тюбетейки, шали, платки и тысячу других изделий.

Увидел Муравьев и другое чудо: крытый базар. Снаружи он выглядел- гигантским термитником. Множество куполов из глины, поставленные в кучу на площади, соединялись между собой скрытыми от глаза дверьми. Войдя туда, хивинцы часами бродили внутри, отыскивая нужные товары. Суета, толкотня, в которых трудно было пробраться к нужному прилавку, делали похожими людей на крупных муравьев...

На пути ханского отряда, сопровождавшего русских, попадались не только диковинные постройки, но и диковинные люди: юродивые с проваленными ртами, слепые, полуголые, в овечьих шкурах, водоносы, невольники в цепях. Этих нукеры хана разгоняли плетками, чтобы не мешали, не лезли под копыта коней.

Ханский дворец — великолепное сооружение в виде крепости: зубчатые стены, высокие бирюзовые минареты, синяя мечеть с золотым шаром на полюсе купола — возвышался за высоченной стеной, над которой плотно сплелись ветви деревьев. Муравьев сравнивал увиденное с шахскими дворцами и находил, что Хива выглядит богаче и чище, нежели хваленые, полузаброшенные города сказочной Персии.

Русских встретили ханские слуги. Тотчас ввели в пышные чертоги и поместили их в отдельной, чисто убранной комнате. По всему полу ковры и круглые подушки, на стенах венецианские зеркала. Конусообразные окна закрыты резными деревянными ставнями...

Еш-Назар сказал русским, чтобы жили, как у себя дома, и ждали приезда повелителя. Скоро, мол, Мухаммед-Рахим-хан позовет посла к себе...

Хан накануне возвратился в Хиву. Вернулись домой и запыленные воины Джадукяра. Мухамед-Рахим-хан тотчас захотел видеть тысяцкого. Джадукяр предстал перед повелителем.

— Ну, говори, рассказывай... — Хан привстал с ковра, когда Джадукяр опустился перед ним на колени.

Султан-хан начал рассказывать о своей поездке. Ничего не утаил. Повелитель усмехнулся: выходит, зря он боялся, что за урусом идет войско. Зря боялся и того, что посол приехал получить откуп за давнее злодеяние Ширгази-хана над Бековичем. Напрасно беспокоился и о том, что русский посол будет требовать своих пленных, попавших в разное время в Хивинское ханство. Единственная цель посла — договориться с Мухаммед-Рахнм-ханом о новом торговом пути. Генерал Ермолов — командующий Кавказом — предлагает закрыть караванный путь через кайсакские степи и Мангышлак, а воспользоваться караванной дорогой, что идет от Красной косы до Западных ворот священного города Хивы...

Хан немного подумал, сказал с язвительной усмешкой:

— Не много ли захотел наместник Кавказа? Достаточно и того, что мы его посла оставим в живых...

Бросив Джадукяру небольшой кожаный мешочек с золотом, он еще раз поблагодарил его и отпустил. Затем сказал, чтобы привели Еш-Назара.

— Ну, юзбаши, что скажешь ты? — спросил хан, ощупывая вошедшего холодным взглядом.

— Урус прислал подарки и письмо своего ак-паши, повелитель...

— То-то же! — воскликнул хан и сухо засмеялся. — Пусть несут!

Слуги хана и вельможи, собравшись в большой зале, вспарывали тюки и все, как один, восхищались: то отрезом зеленого сукна, то посудой, то сафьяновыми сапогами, сделанными на узбекский лад. Были в тюках китайский фарфор, европейские и азиатские одежды, платки, халаты, шали. Мухаммед-Рахим-хан внимательно осмотрел письмо Ермолова и велел зачитать. Послание содержало точно такие мысли, какие поведал хану Джадукяр. Владыка окончательно успокоился и назначил день встречи с русским послом.

А тем временем русские были под опекой визиря и Еш-Назара, за ними неусыпно следили «глаза и уши» хана: подслушивали о чем говорят, подсматривали, что делают.

Наконец, и это последнее испытание было выдержано. Муравьев сбросил с себя мусульманскую одежду, тельпек, надел панталоны, мундир с эполетами, сапоги и фуражку. В довершение натянул на руки перчатки и приготовился к вызову. Был он сосредоточен до крайности.

Тревогой горели глаза у переводчика и денщига. Участь их целиком зависела от Муравьева. Прикажут казнить его — значит и с них шкуру снимут. Оба следили за каждым движением посла, советовали, как вести себя с ханом: не хмуриться, не возражать ни в чем. Муравьев, слушая их, усмехался и глаза его говорили: «Тут уж как ни притворяйся овечкой, а если хан порешил убить, то убьет, порешил в живых оставить — волоска с головы не тронет».

Спустя некоторое время, в комнату вошли первый визирь, юзбаши Еш-Назар, шейх-уль-ислам Кутбэддин и пригласили русского посла следовать за ними.