Максим Ююкин - Иван Калита

При последних словах посадника бояре, взволнованные еще живым воспоминанием, глухо зашелестели и согласно закивали головами.

— Сего не будет, — стараясь унять нараставшую дрожь, как можно тверже заявил Юрий. — Как разобью Димитрия, на Тверь пойду, всю землю его возьму под свою руку. Воедино сольем наши земли.

— Ой ли, княже! — с сомнением покачал головой Данила. — Отчего ты так уверен, что разобьешь Димитрия? Ведь его родителя тебе одолеть не удалось, да и от Выбора ты давеча воротился без победы. Ну положишь ты новгородскую рать ни за что ни про что, яко московскую под Бортеневом, а на нас немцы напирают, литва, что ни год, на Ловоти безобразничает. Как отбиваться-то будем?

Юрий опустил голову; желваки на его скулах зашлись в бешеной пляске.

— Что ж, — тихо молвил он, окидывая палату исподлобья ненавидящим взглядом. — Вот как вы благодарите меня за мое к вам раденье! Спасибо вам, господа, за науку! Не желаете помочь — обойдусь и без вас. Токмо знайте: ноги моей боле не будет в Новегороде. Худой из меня воевода? Ведите же сами полки хоть на немцев, хоть на свеев, хоть на черта рогатого, а я погляжу на вас да посмеюсь от души: под вами же любая лошадь падет — вон какие брюха нагуляли! За Бортенево мне пеняете! А о том умалчиваете, что абы вы не поворотили свои полки с полдороги, яко последние трусы и изменники, все бы там было иначе! Что ж, спасибо вам за вашу хлеб-соль, с тем и оставайтесь!

С этими словами Юрий резко поднялся и стремительно, точно спасаясь бегством, вышел из палаты; его фиолетовая расшитая золотом кочь развевалась за спиной, как вороново крыло.

Когда, получив от новгородцев отказ в помощи, Юрий сообщил Федору Твердиславичу о своем намерении все равно идти на Володимерь лишь с той малой дружиной, что находилась при нем в качестве его личной свиты, боярин подумал, что от переживаний, выпавших на его долю в последнее время, его господин тронулся умом. Действительно, безрассудность этого решения была очевидна: силы были слишком неравны. В глубине души Юрий и сам понимал, что ничего хорошего из этой затеи выйти не может, однако, будучи человеком по природе деятельным, он не мог спокойно сидеть и смотреть, как его злейший враг восходит на престол, борьбе за который он, Юрий, отдал так много сил и времени. Замысел Юрия был прост: внезапным ночным набегом захватить великокняжеский дворец и, сорвав таким образом церемонию венчания, под защитой его крепких стен выжидать время, пока Иван будет вести переговоры с Узбеком.

Юрий рассчитывал, что, едучи проселочными дорогами, его небольшой отряд сможет приблизиться к Володимери незамеченным, однако, достигнув брода через реку Урдому, бывший великий князь обнаружил, что тот перекрыт расположившейся на противоположной стороне тверской ратью. Видя, что Юрий растерялся от неожиданности, Федор Твердиславич поспешил взять ответственность на себя: велев ратникам окружить князя и прикрыть его своими щитами, он поехал на другой берег для переговоров.

— Проезжать по дороге никому не возбранно, — строго и требовательно обратился он к молодому воеводе, не признав в том самого князя Александра Михайловича. — Почто препятствуете?

— Отдайте нам своего князя, — источая холодную решимость, проговорил Александр. — Остатних отпустим с миром.

— С миром? — насмешливо повторил Федор. — Ну, тогда считай, что столковались.

Развернув коня, Он поскакал обратно в сверкающем облаке брызг; добравшись до берега, выхватил меч и, вращая им над головой, закричал своим воям:

— К бою, ребята!

Пока ратники строились в боевой порядок, Федор отчаянно крикнул скрытому за кожаной чешуйчатой стеной Юрию:

— Скачи, княже, скачи что есть мочи! Мы их на какое-то время задержим.

Юрий не заставил его повторять дважды; через три дня незадачливый князь был уже в Плескове.

— А где же, княже, твое войско? — с напевным литовским выговором спросил плесковский князь Давыдко, участливо глядя на сидевшего перед ним за одним столом Юрия. — Неужто ты приехал один?

— Один, Давыде, один, яко перст, — сокрушенно отозвался его собеседник, вперив тоскливый неподвижный взгляд в опустевшую чару. — Даже казны княжьей, и той при мне нету: все пришлось бросить на Урдоме, все, верно, тверичам досталось. Пара холопов — вот теперь вся моя дружина.

— А почему ты не хочешь возвратиться в Новгород? — спросил Давыдко, слегка прищурив большие голубые глаза. — Может, ну его, это великое княженье, коли от него столько беспокойства? Сидел бы себе тихо в Новегороде, занимался тамошними делами...

— Не могу я, — глухо ответил Юрий, стиснув зубы. — Крепко они меня обидели.

— Понимаю, понимаю, — задумчиво протянул Давыдко. — Что ж, княже, поживи пока у нас. Мы, плесковичи, завет великого твоего деда чтим свято и в приюте потомку его не откажем. А там, глядишь, все как-нибудь утрясется, с божьей помощью, — добавил он, ободряюще похлопывая Юрия по руке.

— Мне не пришлось бы докучать вам своею особой, когда бы вы дали мне войско, — вкрадчиво проговорил Юрий, несмело поднимая глаза на князя и напрягшись всем телом в ожидании ответа.

— О, сию просьбу вельми, вельми тяжко удовлетворить! — воскликнул Давыдко, качая головой. — По крайней мере, теперь. Ты не ведаешь, княже, что тут у нас творится. Совсем нам житья не стало от немцев — лезут и лезут, что тараканы, прости господи. Не далее как третьего дни на Великом озере убили наших рыболовов. Да как убили — зверски! Внутренности все повыпотрошили да рыбу, что те несчастные поймали, им туда понасовали. Ныне вся наша земля собирает силу, дабы раз и навсегда отвадить сих хищников от наших рубежей. Каждый ратник у нас топерь на вагу золота. А ты — войско. Нет, нет, сие решительно невозможно!

Маяться от бездействия в Плескове Юрию пришлось недолго: не прошло и месяца с того дня, когда он, жалкий и униженный, достиг берегов реки Великой, как ему доложили, что прибыли послы из Новагорода и желают видеть своего князя.

— Что им надобно? — с деланой холодностью спросил Юрий (а у самого от волнения кадык яростно скакнул вверх). — Ежели они не виниться приехали, мне с ними толковать не о чем.

— Не сочти, что я лезу не в свое дело, — мягко вмешался присутствовавший при этом князь Давыдко, — но, по-моему, ты не прав. Не следует захлопывать перед собой дверь, не удостоверившись сперва, что за ней таится. Отказать ты всегда успеешь; выслушай же сначала, что они тебе скажут.

— Ну добро, — как бы нехотя согласился Юрий и сурово обратился к ожидавшему ответа служителю: — Передай послам, что я приму их завтра.

Всю ночь князь без сна ворочался на постели, обдумывая, как ему вести себя перед новгородцами. Обида все еще люто жгла Юрию сердце и нашептывала ему жесткие, непримиримые решения, но князь был достаточно умен, чтобы понимать: если он проявит чрезмерную строптивость, то может вообще лишиться новгородского стола — золотые пояса попросту призовут другого князя, чего доброго, еще и из тверского дома. Юрий чувствовал, что после потери великого княжения второго такого удара он не переживет. В конце концов князь решил придерживаться выжидательной тактики и не говорить ничего определенного до тех пор, пока не уяснит, как далеко готовы пойти новгородцы, чтобы снова заполучить его к себе.