Роман Литван - Мой друг Пеликан

Кастрюлю с готовой ухой торжественно несла Клара, никому не доверяя, поднялась по лестнице на второй этаж. Инна побежала вперед, открыла дверь комнаты.

Уселись за стол. Чистая комната, чистые тарелки. Оказался у хозяек хлеб — белый и черный. Разлили уху по тарелкам. Нарезали хлеб. Стали есть, обжигаясь, дуя на ложку. Девочки успевали смеяться и разговаривать. Мужчинам досталась еще добавка.

— Она притворяется холодной, — сказал Пеликан с довольным видом, когда он и Володя покинули женское общежитие.

Оба они слегка опьянели от сытости.

— Ну, что ты, Пелик? Холодная? Да я язык и всю глотку обжег!..

— Она прелесть, — сказал Пеликан.

— Ты, конечно, имеешь в виду уху.

— Ты отлично понимаешь, паразит, кого я имею в виду.

— Ну, если кого, то это ясное дело — Клару.

Пеликан посмеялся снисходительно.

— Мы каких-то несколько жидких рыбешек принесли. А получили царский обед. А? Цес. Они сколько провизии всобачили!.. Подругу, Цес, надо выбирать после того, как поешь ею приготовленную пищу.

— Ты выбираешь Клару?

— Шутки в сторону!.. Как ты думаешь, почему она избегает меня? Совсем я ей безразличен? Или стесняется по-девчоночьи?.. Позабыл по старости, как и почему происходит у детишек.

— Пелик, ты знаешь что? Притворись, что ты заболел.

— Как так?

— Сиди в комнате, а мы всем скажем, что ты болен. Тяжело болен.

— Чем?

— Не важно… Дня два не показывайся ей. Вот тогда узнаешь, безразличен ты ей или нет. Если хоть чуть-чуть чего-то питает к тебе, обязательно придет к нам, в мужской корпус придет. Ни на что не посмотрит.

— Хм… Ты так думаешь?

— А как же иначе? У Бальзака такие вещи досконально расписаны. В какую бы игру женщина ни играла, если ее любимый человек в опасности, — она забывает о своей игре и подчиняется своей тревоге за его жизнь. А потом возьми лодку и поезжай с нею на середину пруда, там и объяснись.

— Перевернут, черти. Мне лично плевать. Но умеет ли Света плавать. Как бы не случилось беды.

— Не узнаю Пеликана. Ты с этой… Светой — в осторожную бабу превратился!

С наступлением экзаменационной сессии большинство обитателей общежития лежали или сидели с конспектами и учебниками в тени деревьев на берегу Голицынского пруда.

Некоторые красавцы, стоя под лучами солнца, методично поворачивались и подставляли поочередно части тела, обретая равномерный, изысканно бронзовый загар.

Лодочный сезон был в разгаре. Конечно, брать с собой в плавание книжку или тетради считалось небезопасным.

Людей в купальных костюмах, как правило, оставляли в покое. Но стоило появиться в лодке мужчине в брюках или девушке в платье — с обоих берегов, с проплывающих лодок кидались, словно хищные акулы, пловцы, вцеплялись в борта лодки-жертвы, и не помогали никакие мольбы, их просто не слышали. Традиция не щадила никого, будь то председатель студсовета или вспыльчивый и опасный Джон, или какое бы то ни было беспомощное существо с косичками.

— Ты их видел? — К Володе подошел Пеликан в идеально белых, наглаженных брюках. — Катаются, голубчики. Со мной она не соизволила…

Володя, прижав рукой страницу учебника, лежащего на земле, другой рукой сделал козырек над глазами и посмотрел снизу вверх на приятеля:

— Пелик! ты просто ослепителен!.. Ну, ты даешь! Откуда у тебя брюки? Не вздумай садиться в лодку. — Он, загнув страницу, захлопнул и бросил книжку на траву.

— Вон посмотри, — сказал Пеликан, стоя над ним.

— Да вижу. Ну, и черт с ней! Наплюнь.

— Нет, не черт с ней… Ты ни черта не понимаешь, — с понурым видом произнес Пеликан.

— Понимаю, Пелик… Не обращай внимания, — Володя произнес небрежно, чтобы не обнаружить своего сочувствия, — мало ли кто с кем катается в одной лодке. Вылезет Леондрев — сядут другие. Или твоя Света пересядет. К тому же, гляди, мудак Леондрев в рубашке, а она в платье. Потерпи, их сейчас перевернут.

— Не хочу, чтобы их перевернули!.. Давно замечаю его с нею.

— Э, Пелик, тебе мерещится. Чтобы Светка и Леондрев?..

— Да. Часто.

— Зубрила Леондрев? — Володя посмотрел испытующе в лицо Пеликану, словно желая удостовериться в его здравом уме и памяти. — Никогда бы не подумал.

Пеликан смущенно отвел глаза и сказал печальным тоном:

— Я их даже вечером встретил на дорожке к клубу…

— В самом деле? Ты мне не рассказывал.

— Он ее вел под руку. — Видимо, признание давалось с большим усилием и смущением. — Не подумай, Цес, я случайно встретил.

Володя быстро поднялся на ноги, прихватив свою книгу с земли.

Бесконечно голубое небо над ними, без единого облачка, ласково обнимало все обозримое пространство — купы нежнозеленых деревьев, молодую, не успевшую пожухнуть траву, обширный проточный водоем с прохладной водой, искрящейся и переливающейся в солнечных лучах, лодки, махая веслами, бороздили ее гладь, крики радости, энергии, или радостного огорчения, звенели в хрустально чистом воздухе, там и здесь на воде виднелась голова и бурлящий след бодро устремляющегося вперед пловца.

— Скажи мне, — спросил Володя, — ты хочешь с нею поговорить наедине?

— Что ты задумал? — спросил Пеликан.

— Хочешь или не хочешь?

— Но не сейчас… не здесь… — Пеликан неуверенно посмотрел на приятеля, потом перевел взгляд на воду, отыскивая среди многочисленных лодок ту единственную, которая интересовала его. — Я против того, чтобы остаться с ней наедине любой ценой. И вообще не хочу ее видеть!..

Володя, прищурив глаза, подчеркнуто оценивающе оглядел безукоризненный наряд Пеликана и усмехнулся.

— Приготовься, — сказал он, — из мокрой курицы снова стать самим собой… то есть, героем — но, может быть, по виду и превратишься в мокрую курицу…

— Цес, шутки в сторону. Не смей применять силу. Я тебя ни о чем не прошу.

— Ну, да. Пеликан — пацифист — ха, ха, ха! извините — желает страдать молча. Он не держит зла ни на кого. Граф Монте-Кристо это не он… Кстати, сам-то ты умеешь плавать?

— Цесарка! — со злостью позвал Пеликан.

Но тот уже сбегал по берегу вниз, крича и размахивая руками, стараясь привлечь внимание Малинина.

— Юрка, греби сюда!.. Я хочу к тебе сесть!.. — Малинин, проплывающий невдалеке, услыхал и двумя-тремя мощными ударами весел направил лодку к нему. Володя зашел в воду, перелез через борт. — Давай быстрей, поворачивай. Поплыли!..

Но было поздно. Произошло то, чего он опасался. Сухарев подбежал по воде и, ухватив цепь на носу лодки, потащил ее к берегу. Володя и Малинин вскочили на ноги, рискуя опрокинуться, кричали на Сухарева, Малинин выхватил из уключины и замахнулся веслом. Но когда на помощь Сухареву пришел Далматов, стало ясно, что ни словом, ни делом не удастся остановить их.

Лодку подтянули к самой земле. В нее набилось столько народу, что она прочно села на грунт и, чтобы отправиться в плавание, потребовались немалые усилия четырех пиратов, сызнова слезших в воду. Неспешный и важный подошел Пеликан в своем костюме, молча ступил на борт, ему освободили место в середине центральной скамьи.