Валентин Костылев - Кузьма Минин

Тот перекрестился.

— Сохрани нас, господи! — вздохнул он. — Слухарей много развелось. Опасаюсь.

— Ничего, здесь свои люди.

— Тогда слушай… В Москве бунт готовится… Князь Андрей Голицын заводчиком… будешь там — найди старика Илью Гнутова в Земляном городе у вала… ВорОтник [29] Воротник — сторож крепостных ворот. он… Шепни ему одно слово «сокол», и он всё вам укажет… Сам я боюсь бунтов… Не хочу… Меня тоже звали, да нет, бог с ними! Хворый я.

Гаврилка жадно слушал незнакомца. У его товарищей тоже глаза разгорелись.

— Крепостных-то принимают? — спросил Олешка.

— Не слыхал, — ответил тот.

— Беда! Помереть за родину и то не дают нашему брату.

— Не верят нам… Опасаются.

Ребята вздохнули, поднялись, чтобы снова идти.

— Помоги, господи, мне хотя бы двоих положить, а третий уж пускай и меня порешит… А может, и трех сподобишь, господи, ухлопать! — перекрестился Гаврилка.

— Ничего. Парень ты здоровый, и с пятком справишься.

— Ну прощайте! Помолитесь о нас!

Следующую ночь парни под видом погорельцев спали в монастыре св. Саввы.

Монахи встретили беглецов без особой радости, но не показывали и недовольства. Наружно они держали себя, как и всякие монахи, кротко, смиренно, вздыхали и крестились. Видно было, что они порядком-таки запуганы.

Один чернец рассказал:

— Немного времени назад мы грабили, обижали, предавали христиан, братий наших, и бичом их истязали без милости, но бог наказал нас. Пришли вольные люди болотниковские и побили игумена, казначея и иных начальников, а монастырских тяглецов распустили, волю им дали… Ныне живем со смирением, бояся смут.

Гаврилка, выслушав чернеца, показал ему лезвие — «болотниковские и мы» (нарочно сказал, чтобы запугать монаха еще более), а Осип на виду у него повертел кистенем.

— Чуешь?!

— Чую…

— Перебили и мы порядочно вашего брата. За нами большая орда идет. Слухи неважные про вашу обитель. Добывай, где хочешь, три рясы, не то побьем и вас всех до единого.

Монах с великим усердием бросился исполнять приказание Гаврилки.

Парни обрадованно переглянулись.

В скором времени из дверей в коридоре высунулись косматые головы. Гаврилка погрозился пальцем. Головы исчезли.

— Да молчит всякая плоть человека! — провозгласил он строго.

Осип толкнул его.

— Слышь ты! Олешка пропал.

Оглянулись. Действительно, Олешки нет. Куда делся?!

Крикнули что было мочи: «Олешка!» Тишина. Что такое? Не наваждение ли?! Наконец откликнулся. Прислушались. Голос повторился. Заглянули в приоткрытую железную дверь. Погреб. А в нем бочонки. Олешка цедит из крана вино, торопливо пьет, облизывается, губы обтирает рукавом, косясь недоброжелательно на товарищей.

— Эй, боярин, вылезай! Не время бражничать!.

Олешка с норовом дернул плечами: «Не хочу!»

— Смотри, Олешка! Худо будет, — стал уговаривать его Гаврилка.

Нагнулись над погребом. За спиной поднялся шум. Вдруг оба они полетели вниз. Сзади послышались возмущенные выкрики и злобная ругань. Гаврилка почувствовал сильную боль в ноге: ушибся о бочонок.

— Олешка, дурень, что ты наделал? Попали мы, как зайцы, из-за тебя.

Гаврилка приставил лестницу к стене, поднялся.

Дверь снаружи была заперта.

— Эй, братья, отворите! За нами идет толпа таких же, как и мы… Не сдобровать вам, коли не отпустите! Рассекут вас по кусочкам.

Молчание. Гаврилка закричал:

— Проповедники, не губите христианских душ! Латин идем бить, святую веру оборонять!

За дверью послышался смех… и только.

Гаврилка заявил деловито:

— Вот вы нас тут держите взаперти, а мы выпустим у вас все вино, и не вам не достанется, и не нам. Разобьем все бочонки, и вино ваше все уйдет в землю. Вино старое, держаное, очень хорошее, а пропадет даром…

За дверью наступила загадочная тишина. Донесся тревожный шепот: «Отпустим их. Не трогайте. Как бы и взаправду не сотворили беды!» Дверь со скрипом медленно отворилась. Монахи тихо разошлись по своим кельям.

— Пейте за наше здоровье! Бог вам судья! — громко крикнул Гаврилка. Большого труда стоило ему вывести из подвала своих приятелей. Олешка, покачиваясь, бранился. Осип вел его под руку, говоря: «Не гневи бога! Не гневи бога!»

Заплетающимся языком напевал про себя Олешка:

Гаврилка шепнул Осипу:

— Унести бы ноги поскорее, — доколе не побили нас.

Гаврилка и Осип быстро напялили положенные монахом на скамье рясы. Труднее оказалось одеть Олешку. Он бранился, отталкивал товарищей, лез опять к погребу.

Но где ему было бороться с такими силачами, как Гаврилка и Осип! И его облекли в рясу. Опять появился знакомый уже парням чернец. Он стал упрашивать их поскорее покинуть монастырь: «А то как бы беды какой не вышло!»

Гаврилка, озабоченно поглядывавший на Олешку, еле державшегося на ногах, ответил чернецу:

— Исполни, опричь того, мою просьбу.

— Слушаю, добрый человек, всё сделаю для тебя…

— Кони есть?!

— Как не быть, есть!

— Отвези нас до ближнего села…

— Изволь, братец, изволь, отвезу.

Чернец с большим усердием стал запрягать пару лошадей, а когда запряг, быстро вскочил в сани и натянул вожжи.

Гаврилка обнял Олешку, усадил его позади чернеца. Подгулявший товарищ смирился. Когда сани тронулись, Олешка запел:

— Помолись на монастырь-то, ишь распелся! Распрощайся со святыми угодниками!.. — сказал ему Гаврилка сердито, когда поехали. — Батюшка Предтеча, уезжаем далече! А вы, иноки, помолитесь богу за нас, грешных, — вино все вам осталось! Есаулы, держись крепче!

Лошади бойко понеслись по московской дороге.

Под самой Москвой, в деревушке из пяти черных дымных изб, к парням пристал беглый, украинец Зиновий.

— Великие вероломства на Украине от панов, — сказал он, разводя руками свои длинные, спущенные книзу усы, — Казацство не знае, як быть… Паны кровь нашу пьють… Ты — вильный чоловик… Казак есть тож вильный чоловик… Мы не крови людской — хозяев казацству ищем…

— Чего ж тут! Побратаемся, да и только, — сказал Гаврилка и обнял украинца.

Осип и Олешка сделали то же.

— От, молодець! От, воевода! — похлопал Гаврилку по плечу Зиновий. Осмотрел его с ног до головы. — Слухай, братику! Я з тобою пийду. Прибиг спасаться до русских. Як король польский на Украину приходив, так житие наше, як маков цвит, скоро отцвитае…

Зиновий рассказал, что польский король подчинил казацкое войско польскому коронному гетману. Начальников назначили из поляков и немцев. Без старшин казаки никуда не могут отлучиться. Управители панских вотчин ссылают крестьян на днепровские острова, сажают под стражу… Запретили продавать казакам порох, селитру, оружие и даже съестные припасы. Крестьянам не велено отлучаться из своих селений. Кроме налога с десятины, с конских и прочих стад и с ульев, введены оклады звериными шкурами. А где без оружия их добудешь? Введены разорительные пошлины с рыболовства и другие тягостные обложения. Паны помещики что хотят, то и делают с украинским народом.