Эмилиян Станев - Иван Кондарев

— Христина мелочная. Если ты сделаешь ей предложение, она бросит Кондарева, тем более если между ними что-то произошло. Она из тех, что любят удовольствия и продаются.

Костадин с возмущением поглядел на сестру.

— Что значит продаются? Скотина она, что ли! Тошно слушать такое! Вот как выражаетесь вы, интеллигенты. Только уличные женщины продаются за деньги. И потом одними чувствами на свете не прожить. Деньги правят миром, а правда — небесами, говорит пословица, и это так. Или денег скоро не будет? Только те, кто ест готовый хлебушек или, вроде тебя, витает в облаках, болтают такие глупости.

— Чего ты раскричался, разве я спорю с тобой? — рассмеялась Райна, и в глазах ее появился блеск. — Если, по-твоему, она не из продажных, тогда на что тебе рассчитывать? Неужели ты интеллигентнее Кондарева?

— Знаю я, на что мне надеяться! Коли ставишь этого учителишку выше меня, выходи за него сама. Целыми днями будете читать книжки и мечтать — как это по-вашему — о новом строе!

— А почему бы нет? Лишь бы он захотел. А то, что ты сказал о деньгах, к мужчинам не относится?

— Ко мне не относится, а за других я не в ответе. Не будем ссориться, Райна; мы всегда спорим попусту. Возьмешься разузнать, и притом завтра же? Ждать мне некогда и брату прислуживать опротивело. Я тоже хочу иметь свою семью. Пора и мне устроить жизнь по сердцу, — сказал он с воскресшей надеждой.

На лицо Райны набежала тень.

— Ничем не могу тебе помочь. Не рассчитывай на меня.

— Что тебе мешает?

— Ты не знаешь, каковы наши отношения с Христиной. Не к лицу мне становиться свахой.

— Никто и не просит тебя быть свахой. Ты только разузнай про ее связь с ним. Можно порасспросить ее подружек.

— Неудобно мне идти к ней. Наши отношения не ахти какие хорошие. Мы не в ссоре, но мне неудобно. И у меня есть своя гордость! — Райна нахмурилась и отвела глаза.

— Неудобно, говоришь? А я так тебя ждал и так рассчитывал на тебя. Только ты можешь понять и поддержать меня… Одно время хотел было зайти к ним да и поговорить с Христиной, собирался и письмо ей написать, чтоб выложить напрямик все, но раздумал. К чему равняться с Лальо Ганкиным, который целыми днями пишет любовные письма! Мать ее ткет ковры. Вот я и нашел повод — пойти и заказать нам ковер. Будто ни за чем другим … Почему бы не сходить тебе? Ступай завтра к ним, закажи себе какой-нибудь ковер, а я заплачу. И для меня можешь заказать еще один. Тебе будет повод помириться, да и от матери кое-что выведаешь. Я совсем измаялся и ждать просто не могу. — Костадин умоляюще глядел на сестру, опасаясь, что она опять откажет.

— Как это все странно, — сказала она, подходя к окну. — Ты сам говорил с ней?

— Нет. Мы с ней только здороваемся, но она догадывается и все знает. Ты сама в этом убедишься. Не расспрашивай меня, как и откуда она знает. Только смотри не проговорись матери. И не торопись — рыбка пока еще в море. Если далеко зашла с тем, то я смотаю удочки. Самое главное — разузнать, — сказал он, глядя с робкой надеждой на округлые плечи сестры, обтянутые блестящим шелком платья.

— Ну ладно, я схожу. Посмотрим, что выйдет; меня это тоже интересует, хоть я и не верю в твой успех. А теперь оставь меня. Смерть как спать хочется, — сказала она, и лицо ее снова стало печальным, как в начале разговора.

Костадин вздохнул с облегчением, но в сердце закралась новая тревога. «Что, если я ошибаюсь?» — думал он, входя к себе в комнату.

Сквозь тюлевую занавеску луна плела над постелью прямоугольную паутину. Теплая и тихая холостяцкая комната, таившая старые и новые заботы, ждала его. Не зажигая лампы, Костадин разделся, растянулся на прохладной постели и долго мечтал, прислушиваясь к ночному шепоту города.

Доктор Янакиев, статный, элегантно, но несколько старомодно одетый, с красной гвоздикой в петлице, сидел на изящном венском стуле, покачивая ногой в модном ботинке с замшевым верхом. Его панама лежала на столе рядом с тарелкой горчицы, недовязанным чулком, спицами и будильником. Кондарев глядел на подвижные лохматые брови доктора, на его седой бобрик и думал, до чего Янакиев удивительно похож на кота.

Старая женщина, зажав под мышкой градусник, старалась дышать бесшумно и не кашлять. Ее всклокоченные волосы рассыпались по подушке, сморщенная рука бессильно лежала на ветхом одеяле. Эта изможденная, худая рука, старенькое одеяло и бедная комната с низким некрашеным потолком угнетали Кондарева своей убогостью. Его сестра Сийка, глядя, как врач проверяет пульс больной, хранила благоговейное молчание. Как она не догадалась обуть какие-нибудь приличные туфли вместо стоптанных шлепанцев и убрать тарелку с горчицей, которая воняет на всю комнату? Но, пожалуй, не стоило стараться: не утаишь нищету родного дома! Ну и черт с ней! Доктор глядит на него свысока, снисходительно. Что он для него? Ничто, какой-то учитель. Потому Янакиев, войдя к ним, небрежно кивнул Кондареву и обращался только к сестре, будто больная не приходилась и учителю матерью.

Кондарев даже не прислушивался к их разговору, настолько захватила его нарастающая неприязнь к врачу. Вдруг он заметил, что Янакиев пристально смотрит на него.

— Вы что-то сказали? — спросил он.

Врач, проверив пульс, засовывал золотые часы в карман жилетки.

— Спрашиваю, как дела с союзом. Продвигаются?

— Какой союз, доктор?

— Ваш союз с дружбашами. [18] Историческая необходимость союза между земледельцами и коммунистами категорически отвергалась руководством БЗНС и недостаточно ясно понималась коммунистами. Разобщенность действий сделала возможным военно — фашистский переворот 9 июня 1923 г. и разгром последовавшего за ним Июньского восстания. Лишь к сентябрю 1923 г. создается Единый фронт, обеспечивший единство действий коммунистов и левых земледельцев в Сентябрьском восстании 1923 г.

— Ничего такого нет.

— Ба, I' union fait la force, [19] в единении сила (фр.). говорят французы. Хотя формально вы союза не заключили, фактически он существует. — Янакиев улыбнулся, слегка вывернутые в уголках губы растянулись.

— Вы, очевидно, подразумеваете единый фронт. К сожалению, подлинного единого фронта нет, хотя в низах, в массах, его легко организовать. Но я удивлен, что вы интересуетесь этим.

Кондарев оживился, он был уже готов простить доктору высокомерие. Но Янакиев вдруг повернулся к нему спиной.

— Массы! Пустой звук, молодой человек. У нас есть крестьяне, остальное — ерунда. Миру давно известны эти идеи. Читали ли вы Жана Мелье, [20] Meлье Жан (1664–1729) — французский утопический социалист и философ-материалист. В обнаруженном после его смерти и опубликованном в 1762 г. Вольтером «Завещании» Мелье выступал против эксплуатации человека человеком, религии. Провозглашая равенство всех людей, рабское состояние и бессилие народа объяснял его невежеством и разобщенностью. французского священника? Он сказал: «Unissez-vous done, peuples!» [21] Так соединяйтесь же, народы! (фр.) — еще в 1760 году, а ваш Карл Маркс сотворил из этого: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Жизнь меняется лишь по форме, а не по содержанию. Читайте больше, юноша, изучите какой-нибудь европейский язык, если хотите быть культурным и образованным человеком.