Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Слабый свет еще сиял на границе гор и неба. Белели высокие буковые леса, и среди них проступали темные пятна заросших мхом и лишайником скал. Через полчаса все сольется в нечто диковинное, снова забурлят в горах потоки. Сияющая луна снова осыплет Балканы темной бронзой, исполосует их тенями; поваленные стволы снова будут чернеть, словно тела пораженных чумой великанов, и все вокруг начнет перешептываться, создавая слуховую иллюзию отошедших в прошлое далеких времен, неизвестности и смерти. Мир людей, каким бы опасным он ни был, начинал казаться светлым и желанным среди суровой необъятности этих лесов, которые разрушают всякое представление о величии человека.

Они брели по тропинке, потому что шуршание палой листвы слышалось издалека; обходили повалившиеся от старости деревья. Время от времени доносился рев оленя: как раз в эту пору у оленей был гон, и их глухой рев звучал, как мучительный стон, бередящий душу, заставляющий ее тосковать по своему, человеческому миру.

Часто прислушиваясь, чтобы не наткнуться на засаду, они вышли на пригорок (Грынчаров твердил, что он уже проходил здесь однажды, и назвал его «шахтерским») и еще до полуночи увидели внизу, в темной пропасти, белеющие стены кошары и редкий лес, залитый лунным светом.

— Посидим тут и понаблюдаем, — предложил Грынчаров. Он нашел удобное место, сел и положил ружье на колени. Кондарев устроился рядом.

Пригорок был очень крутой, и расстояние до кошары было обманчиво — по меньшей мере полчаса ходу.

— Отсюда ничего не разберешь, — сказал Кондарев.

— Ладно, подождем. Боюсь, как бы нас не учуяли собаки. Почему-то ничего не слышно. Даже свиней. Наверное, в лесу пасутся, — прошептал Грынчаров.

В тени векового леса он был неузнаваем. Заросшее щетиной лицо казалось опутанным паутиной, глаза лихорадочно блестели, один только нос, крупный, с небольшой горбинкой, оставался неизменным. Грынчаров говорил глухим, лишенным всякого тембра голосом.

— Лучше не ходить. Очень рискованно, — заметил Кондарев.

— Попробуем издалека. Если собаки залают, вернемся. Моек овец всегда один. В кошару заходят только охотники, чтоб кутнуть да полакомиться жареной поросятиной. — Грынчаров передвинул гранату, прикрепленную к ремню поверх солдатской куртки; она все время ударяла ему в бок. — Курить хочется! Был бы табак, мы бы заглушили голод, — сказал он.

Так заманчиво выглядело безмолвное строение, словно спящее испокон веков. Внизу шумела вода. Время от времени ухала сова. Сквозь стволы деревьев виднелась голая поляна перед кошарой. Кондарев спрашивал себя, не мираж ли это. От усталости, бессонницы и голода ему казалось, что горы куда-то бегут.

— У Московца всегда есть хлеб. Сам печет. Возможно, и табак найдется, одна-две пачки, — продолжал мечтательно Грынчаров.

За горой, на шахте, завыла сирена, от ее буйволиного рева они вздрогнули. Миновала полночь.

— Если б не голод да холод, мы бы уснули, — сказал Грынчаров.

— Меня пугает эта тишина. Давай отложим до завтрашнего вечера. Еще слишком рано…

— Мой желудок не выдержит. Мне просто дурно делается… Давай хоть подойдем поближе, не бойся.

Они пошли рядом, потом Кондарев предложил идти на некотором расстоянии друг от друга.

Тропа стала шире, показалась седловина с молодыми буками. Кошары уже не было видно, и оба продолжали путь, ожидая, что она вот-вот покажется снова. Так незаметно они подошли к обрыву перед нею, в сотне шагов от ложбины, за которой была поляна. На дне обрыва шумела вода и заглушала все звуки.

— Вернемся. Мне тревожно, — прошептал Кондарев.

— Наоборот. Как я и предполагал, здесь никого нет. Ну же, смелей! Я пойду впереди. — Грынчаров зашагал, держа ружье наготове. Кондарев подождал, пока он отдалится. Лес вокруг был изрыт свиньями. Уродливое строение, из крыши которого торчали стропила и солома, напоминало руины. Половина крыши отсутствовала, словно ее бурей снесло. Вторая половина отбрасывала тень на стену. Задняя дверь, ведущая в отгороженное для свиней место, была открыта. Свиней здесь не было. Кондарев почувствовал запах свинарника, холодной сырости и бурьяна. Он сделал еще шагов пятьдесят вниз. Лес поредел. Впереди белело срубленное дерево.

Он испытывал все нарастающий страх и сам не знал, чего, собственно, боится. Остановился и вдруг почувствовал, что где-то совсем близко за ним следят люди. Он хотел позвать Грынчарова, но тот ушел довольно далеко вперед и не услышал бы. Кондарев оглянулся. В ту же секунду громкий голос закричал: «Стой!» Перед ним блеснул штык винтовки, какая-то фигура преградила ему дорогу. Он поднял карабин, нажал на спуск и сообразил, что не снял его с предохранителя. Кто-то навалился со спины и обхватил его руками. Стараясь освободиться, он все же увидел в свете выстрелов, как Грынчаров перебрался через овраг. Сильный удар в лицо свалил Кондарева, и он повис на руках у того, кто его держал…

Он очнулся, лежа на спине. Свет электрического фонаря ослепил его, и он не мог разглядеть солдат, стоявших вокруг. Сердитый голос бранил кого-то:

— Упустили из-под самого носа, мерзавцы вы этакие! Куда глядели? Почему позволили так далеко уйти?

— Мы ждали, когда вы дадите команду, господин фельдфебель. Чудно, как мы в него не попали?! — оправдывался молодой голос.

— Этот пришел в себя. А ну-ка, приподнимите его! Васил, обыщи! — приказал фельдфебель, и Кондарев понял, что Грынчаров спасся.

Солдат принялся ощупывать его, отстегнул маузер и отобрал две гранаты, которые тот носил поверх тужурки.

— Смотри, нет ли еще чего. У него тут целый арсенал. Подними и веди в кошару. Проверьте еще раз, может, и того подбили? По листве видно будет…

Солдаты подхватили Кондарева под мышки и поволокли к кошаре. Втащили в закопченное, пропахшее дымом грязное помещение. На полу возле прогоревшей железной печки лежала кучка свеженарубленных дров. Комната наполнилась солдатами. Зажгли свет. Высокий, сухой, как жердь, фельдфебель со строгим рябым лицом приказал связать его и начал допрос…

Как только Александр Христакиев узнал, что Кондарев доставлен в казармы, он тут же позвонил по телефону одному из военных следователей.

— Вам нет никакого смысла заканчивать следствие, господин прокурор, — сказал следователь, когда Христакиев сообщил о том, что в прокурорском ведомстве заведено дело против Кондарева по поводу убийства им равнирытского кмета и что он хотел бы встретиться с обвиняемым. — Но если вы так настаиваете, приезжайте сегодня вечером ко мне. Я распоряжусь, чтоб его доставили.

— В каком он состоянии? — спросил Христакиев.

— Его стукнули прикладом в глаз, но ничего страшного.

Христакиев объяснил, что предпочитает встретиться с Кондаревым в другой, более спокойной обстановке и что на это у него есть особые соображения.