Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Мирян делал неуместные замечания, хитрил, расспрашивал о том о сем и в конце концов соглашался. Манол легко отводил его возражения новыми доказательствами и цифрами, черкая их на сигаретной коробке.

— Я беру на себя расходы на машины и половину расходов по постройке. Остальное за твой счет. Даю тебе возможность подняться на старости лет. У тебя дочери, надо подумать и о зятьях! Обеспечишь их не хуже людей. Век будут тебя добром поминать… Запишем все черным по белому, скрепим договором, а оценку мельницы и земли сделаем по рыночной цене, а не по земельным регистрам. По размеру капитала получишь причитающуюся тебе часть мельницы, а когда соберешься с деньгами, доплатишь мне разницу, и тогда будем на равных. Я рассчитываю, что ты будешь следить за работой. Мне некогда — я занят лавкой и торговлей, — сурово говорил Джупун. Мирян невольно робел, видя его деловую хватку и решительность. Одобрительно поддакивая, он думал, что есть еще время проверить, не обманывает ли его Манол, и что надо будет тотчас же посоветоваться с Тотьо Рачиком.

Когда бутылка опустела и Мирян почувствовал, что язык отяжелел, а в голове шумит от радостных мыслей, компаньоны порешили встретиться еще раз и как можно скорее подписать договор.

Манол остался не вполне доволен разговором с Миряном. Он понял, что его будущий компаньон станет хитрить и изворачиваться, и поэтому решил действовать быстро и энергично. По его сведениям, Мирян мог рассчитывать примерно на стотысячный кредит в банке.

Манол предполагал взять на себя поручительство перед банком и тем самым сразу же прибрать Миряна к рукам. Как развернутся события дальше, он не думал, зная, что в любой момент сможет отделаться от своего компаньона. Проводив Миряна, он вернулся в лавку.

Приказчик, долговязый прыщавый парень с огромными, словно у летучей мыши, ушами и подслеповатыми глазами, разносил в корчме вино, расставляя стаканы на залитых, неубранных столах, за которыми сидели крестьяне. Базар подходил к концу, и в лавках и корчмах не было отбоя от посетителей. Горцы переговаривались громкими, протяжными голосами. Их жены, разодетые в праздничные сукманы, хихикали, прикрывая рот ладошкой. Какой-то крестьянин из горной деревушки, в новой соломенной шляпе, опоясанный синим поясом, тянул за руку другого пожилого крестьянина и убеждал его:

— Ударим по рукам, сват… Я продал поросенка…

— Бабам бозы, парень!.. Две кружки!

— Эй, Вена, куда запропала ваша Стойна?

Поздоровавшись со знакомыми, Манол прошел через корчму и направился в лавку, но дверь, соединявшая корчму с лавкой, оказалась запертой.

— Бай Коста недавно запер и оставил ключ, — доложил слуга.

— Почему запер, куда ушел?

— Да вон он, сидит в казино напротив, с барышней, — сказал парень с ухмылкой.

Манол сердито вырвал у него ключ и отпер дверь. Следом за ним в лавку вошли несколько крестьян.

«Что он, с ума спятил? Оставил этого паршивца воровать!» — злился Манол, снимая с полок банки с краской, серпы, рукоятки, паламарки [55] Паламарка — рукавка, деревянный футляр с крючком для захвата колосьев, надеваемый на пальцы левой руки при жатве серпом. и наблюдая исподтишка, как крестьяне пробуют пальцем острие и разглядывают на свет анилиновые краски. Время от времени он поглядывал в высокое запыленное окно, наполовину закрытое спущенной железной шторой, затенявшей лавку.

На противоположной стороне улице вынесенные на тротуар столики были заняты празднично одетой молодежью. Поручик Балчев разговаривал с высокой дамой в широкополой шляпе. Белогвардейские офицеры, почтительно вытянувшись, приглашали к столику знакомых барышень. Стоящий за окном казино граммофон с большой трубой играл «La paloma». [56] «Голубка» (исп.). популярное танго.

За крайним столиком Манол разглядел брата, увлеченного разговором с красивой девушкой в бежевом костюмчике и шляпке того же цвета. Вглядевшись пристальней, он узнал Христину. Прежде он не замечал ее, но сейчас красота девушки поразила его. Неужели Костадин запер лавку, чтобы полюбезничать с ней? Он был уверен, что когда Райна вышла прогуляться с подругой, Костадин увязался за ними, но Райны нигде не было видно, и это еще более озадачило Манола. Он вспомнил, что за последнее время Костадин отбился от рук: опаздывал к ужину, без видимых причин затянул молотьбу ячменя.

Время близилось к часу. Крестьяне стали расходиться, и корчма опустела. Манол стоял у окна, засунув руки в карманы. Костадин сидел вполоборота к нему, он не видел его лица, но Христина была как на ладони. Брат что-то рассказывал, размахивая руками, и по его жестам и горячности было видно, что для него сейчас кроме прелестной собеседницы не существует ничего на свете. Христина смеялась, глаза ее лучились счастьем. Манолу все стало ясно.

«Запер лавку и привел ее сюда, посадил на виду у всех… Я голову ломаю, как с умом деньги в дело вложить, а он сдурел и вертится возле юбки. Пора, пора женить нашего женишка», — презрительно щурясь, злился Манол.

Обернувшись, он увидел за длинным засаленным прилавком слугу. Парень, сунув руку в карман, напряженно размышлял, шевеля губами.

Манол вышел на улицу и с грохотом опустил железную штору.

Слуга закрыл изнутри ставни, и корчма погрузилась в полумрак.

— Бай К оста еще там, — сказал он, входя через внутреннюю дверь.

— Вынь из кармана все деньги и положи на стол! — приказал Манол.

— Какие деньги, бай Манол? — задохнувшись, хрипло спросил парень.

— Выкладывай! — прошипел Манол, и тот положил на прилавок три бумажки по десять левов и несколько монеток.

Звонкая затрещина отшвырнула его к стене. Парень захныкал.

— У кого крадешь, дубина, гаденыш! Сколько раз тебе говорил, что меня не обманешь! Ступай обедать!

Парень жалобно всхлипнул, потер пылающую щеку и шмыгнул за дверь.

Манол вышел вслед за ним во двор. Сквозь забор было видно, что делается на улице. Костадин рассчитывался с официантом, а Христина поджидала его, стоя у края тротуара. Взгляд Манола задержался на обтянутых светлыми чулками ногах Христины. Ее красота обожгла сердце и вызвала зависть к брату. Манолу было некогда засматриваться на женщин, но он не был к ним ни равнодушен, ни холоден. Вымыв руки у чешмы, он поднялся наверх.

Стол накрыли в гостиной. Жена его резала хлеб. Девочка, сидя на миндере, резво размахивала погремушкой. Маленький Дачо шелестел газетой, стараясь свернуть из нее колпак.

— Подавайте на стол, — сказал Манол, взяв дочку на руки.

— Где Коста? — спросила Цонка.

— Не будем ждать его. Скажи на кухне, чтобы подавали. Позови маму.

Манол искоса глянул на жену: уже немолодая, дряблая кожа, подпаленные завивкой волосы, толстая талия, неуклюжая походка. Цонка ходила, переваливаясь, как утка, спала как убитая, и по утрам ее приходилось будить. Если брат приведет в дом ту девушку, Цонка будет выглядеть рядом с ней как курица рядом с голубкой. До сих пор он не задумывался о женитьбе Костадина, его больше заботил будущий зять, но теперь по всему видно, что Костадин опередит сестру. «Не позволю ему жениться на бесприданнице. Надо в дом нести, а не из дому», — рассуждал Манол, покачивая ребенка на коленях и чувствуя приятное головокружение от выпитой ракии.