Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Никола Хаджидраганов, в полосатых брюках, крахмальной манишке и лакированных ботинках, расхаживал по залу, засунув пальцы в проймы жилета, ожидая каждую минуту, что царский автомобиль остановится возле их дома. Его жена Даринка, с колье на смуглой шее, слонялась по комнатам, останавливалась у окон и снова возвращалась в зал, разнося повсюду аромат дорогих духов. Старая чорбаджийка, бледная, ослабевшая после болезни, в дорогом платье, отделанном у ворота и на рукавах гипюром, тоже ожидала встречи с царем и зятем, которого не видела два года. У ее кресла стояла внучка и то и дело поглядывала на часы. Только хаджи Драган не пожелал оставить свою комнату и не принимал участия в общей суматохе, несмотря на все ухищрения Николы, который стремился переключить внимание родных на высочайшее посещение и таким образом заставить их забыть глупую историю с монистом.

Время приближалось к одиннадцати. Стол сиял льняной скатертью и хрустальными бокалами. На полу лежал громадный белый мохнатый ковер с алыми розами.

Никола никак не мог решить, пойти ли ему в общину или лучше остаться дома в надежде, что зятю удастся заманить царя к ним. Время шло, и беспокойство в доме росло.

— Как думаешь, может, стоит пойти, представиться и пригласить его к нам? Прямо не знаю, что делать, — спросил Никола жену.

Даринка бросила на него удивленный и укоризненный взгляд, каким жены смотрят на мужей, от которых не ждут ничего кроме забот и неприятностей.

— Откуда я знаю. Я царей еще не встречала, — нервно отмахнулась она, занятая мыслями об угощении и своем туалете.

Когда Никола наконец решился и, взяв котелок, собрался уже уходить, пришел слуга, посланный разузнать, что делается в общине, и объявил, что Борис уехал.

Эта весть поразила всех словно громом. Неужели зять не догадался пригласить царя? А вдруг Борис обиделся, что никто из родных его адъютанта не пожелал ему представиться? Даринка закусила губу и с ненавистью взглянула на мужа, старая чорбаджийка расплакалась. История с монистом снова угрожала выступить на первый план и восстановить в доме прежнюю гнетущую атмосферу.

Чтобы избежать упреков и насмешек отца, Никола вышел на улицу. Наряд его привлек внимание прохожих, и только тут он понял, что допустил ошибку, показавшись в таком виде. Люди могли догадаться, в чем дело. Служанки наверняка разнесут сплетню по всему городу, и Никола, не успев выбраться из одного глупого положения, тут же попадал в другое. Более того, он приказал не открывать сегодня магазин — еще одна глупость!

Первой его мыслью было направиться в кафе «Брюссель» и дать всем понять, что он просто опоздал представиться царю. Не спеша, спокойно, с подчеркнутым достоинством и безразличием… Николе казалось, что таким образом ему удастся скрыть истинное положение вещей и обратить все в свою пользу. «Одеться-то я оделся, да опоздал и ничуть из-за этого не волнуюсь», — должен был выражать его беззаботный вид. Но, дойдя до верхней площади, где находились адвокатские конторы, он вспомнил о приготовленных закусках, о жареных цыплятах и напитках, и ему пришло в голову устроить званый ужин. Никола тут же решил попросить совета у старого Христакиева. «Если позвать гостей, то и Дари нка немного развлечется, и сплетни утихнут», — рассуждал он, входя в прокуренную, мрачную контору адвоката, украшенную портретами народняцких лидеров.

Старший Христакиев, которого в городе звали Вельзевулом, человек лет шестидесяти с толстой нижней губой и высоким, изрезанным морщинами лбом, вел все дела фирмы «Хаджи Драган Христов и сын».

Приезд Бориса произвел на него сильное впечатление и возродил в нем надежду на падение дружбашской власти. Увидев Николу, он поднялся из-за стола и, довольно потирая волосатые руки, радостно и обещающе закивал ему, словно говоря: «Ну, видел, что происходит?» Но Никола не понял, что означал этот жест, и, не стесняясь, тут же начал самым откровенным образом выкладывать адвокату свои заботы.

— Ты своими поспешными решениями вгонишь отца в могилу, — бесцеремонно заявил Христакиев. — Позвать гостей не трудно, надо, чтобы в этом были и смысл и польза. Хочешь, чтобы все поняли, что ты зовешь гостей, только бы не пропало угощенье, приготовленное для царя?

— Я и пришел посоветоваться. Вопрос осложняется.

Христакиев сдвинул очки на лоб и несколько минут молча курил. Никола прислушивался к его астматическому дыханию и следил за морщинами, играющими на высоком лбу адвоката.

— Из огня да в полымя, — произнес наконец Христа — киев. — Ладно, мы сделаем так, чтобы никто ничего не понял… Есть один способ. Нашим людям хочется поболтать о приезде царя. Он же не просто так заявился. С другой стороны, приехал Абрашев. Он не желает и слышать о профессоре Рогеве, потому что Рогев мутит воду и собирается здесь баллотироваться в депутаты. У Рогева одна только песня — против партий, он повторяет ее в каждом своем докладе и, как я узнал, на этих днях собирается выступить в читалище с политической речью. Если мы хотим, чтобы оппозиция в городе оставалась все такой же сильной, нужно их помирить. Ваш ужин как раз сейчас можно незаметно превратить в политическую встречу. Я напишу на листочке, кого нужно пригласить, и после обеда пришлю его тебе со служанкой, — закончил Христакиев, очень довольный своей идеей.

Николе хотелось поболтать еще, но контора вскоре наполнилась крестьянами, и он вернулся домой несколько успокоенный.

Обед прошел печально. Старики предпочли есть у себя. Даринку, ожидавшую царя, не могли утешить никакие Рогевы и Абрашевы. Хаджи Драган, узнав о намерениях сына, заявил, что его дом никогда не был пристанищем для политических проходимцев и что он не желает видеть у себя этих людей. Измученный, запутавшийся и доведенный до исступления Никола наговорил отцу дерзостей. Однако, несмотря ни на что, когда принесли от Христакиева список, две служанки были посланы в город с приглашениями, и к восьми часам вечера гости начали собираться.

Среди приглашенных был и Манол Джупунов. Узнав от служанки, что на ужине будут отец и сын Христакиевы, профессор Рогев и какой-то отставной полковник, он твердо решил не ходить. У Хаджидрагановых наверняка опять зайдет речь об издании газеты «Слово», а Манол дал уже на это дело пять тысяч левов и больше давать не собирался. Молодому Христакиеву тогда удалось убедить его, что Народный сговор — единственная сила, способная свергнуть дружбашей. Несмотря на присущую ему подозрительность, Манол испытывал к следователю большое доверие и, принимая в расчет будущее, решил поставить и на эту карту. Манол был членом Народной партии, в которой когда-то состоял и его отец, а это еще больше связывало его с Христакиевыми, особенно с сыном. Следователь часто заходил в лавку к Джупуновым, осведомлял Манола о ходе политической борьбы, доверял ему партийные тайны, разжигая в нем дух предприимчивости.