Наталья Павлищева - Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения

Пожалуй, приласкай он Лукрецию, жена простила бы Джованни все – безденежье (деньги были и свои), долгое отсутствие без писем, даже вынужденное одиночество, но просто сидеть в Пезаро, ожидая неизвестно чего, она не могла и не хотела.

Ночью снова были слезы, и снова в ее постели не было Джованни Сфорца.

Утром граф Пезаро застал свою супругу за распоряжениями об укладке вещей.

– Что вы делаете?

– Как видите, распоряжаюсь об укладке багажа.

– Я же сказал, что вы никуда не едете. Я не позволяю.

Она просто посмотрела на него долгим взглядом Борджиа – проницательным, проникавшим, казалось, в самые темные закоулки души, и Джованни снова показалось, что Лукреция все о нем знает.

– Если я не поеду, то вы не получите никакой должности от Его Святейшества, и у дожа тоже.

Конечно, она уехала, но удивительно, что еще до супруги уехал граф Пезаро, правда, он не учел одного: поехал в Рим, в то время как Папа и кардинал Валенсийский все еще пребывали в Перудже. Лукреция отправилась туда. Джованни Сфорца умчался вперед, объяснив, что жена со своим обозом будет слишком медленно тащиться, но это было Лукреции на руку, ей вовсе не хотелось ни видеть Джованни, ни беседовать с ним. Замужество явно оказалось неудачным, и как теперь быть, женщина просто не знала, но решила ничего не говорить родным о пренебрежении ею мужем, это было слишком унизительно.

За время пути в Перуджу Лукреция постаралась выбросить супруга вместе с проблемами из головы. Она так давно не видела своих родных, так хотелось поцеловать руки Его Святейшеству, обнять брата, станцевать с ним что-нибудь испанское… Перед отъездом Джованни попробовал надавить на жену, чтобы она помогла заполучить кардинальскую шапку его родственнику Сиджизмондо Гонзага, брат которого Франческо Гонзага был героем разгрома французов при Форново.

– Это все, что тебе нужно? Может, еще кого-то из родственников пристроить, чтобы ты мог перед ними похвастать?

Лукреция была права, Джованни Сфорца хвастал перед Гонзага, что отправляет жену в Рим, чтобы та ходатайствовала по поводу этого дела, мол, дочь Папы сделает все, как ей велит муж!

– Но ведь Его Святейшество с легкостью раздает посты своим родственникам и тем, кому пожелает.

– Его Святейшество не раздает, а назначает кардиналами тех, кому он может доверять, не думаю, что среди них будут твои родственники.

Она все больше и больше злилась на мужа, не желавшего обращаться с женой так, как она привыкла, и все больше жалела о таком союзе.

В небольшой кабинет, где сидели, занимаясь делами, Папа и Чезаре, осторожно заглянул секретарь:

– Ваше Святейшество…

Александр нахмурился, он просил не беспокоить их с сыном, но лицо секретаря расплылось в улыбке, и прежде чем понтифик успел рассердиться, счастливый секретарь выпалил с мечтательным выражением на физиономии:

– Донна Лукреция…

– Что?!

– Приехала!

Знал, что сообщать, Папа и кардинал Валенсийский вскочили со своих мест и бросились навстречу своей любимой девочке, едва не сбив с ног самого секретаря. По коридору к ним действительно спешила Лукреция!

– Девочка моя… – раскрыл ей объятья понтифик.

Дочь, как полагалось, попробовала присесть в поклоне, поцеловать руки Папы, но тот не позволил, поднял, расцеловал в обе щеки, рядом стоял Чезаре, с трудом дожидаясь своей очереди. Заметив нетерпение сына и в очередной раз порадовавшись такой дружбе детей, понтифик подтолкнул Лукрецию к Чезаре. Теперь объятья были еще горячей.

– Ах, как я рада вас видеть! Как же я по вас соскучилась!

– А мы как скучали без тебя!

– Ты посмотри, отец, как она выросла, как повзрослела!

Лукрецию поворачивали то одним, то другим боком, хвалили, восторгались, она снова чувствовала себя в привычной атмосфере любви и обожания. Это было то, чего она так страстно желала, чего так ждала. Пятнадцатилетней графине была очень нужна именно такая атмосфера.

– А где твой супруг?

Лукреция чуть нахмурилась, но тут же махнула рукой:

– А! Он не слишком подходящая для меня компания!

– Даже так?

Александр с Чезаре переглянулись, будь Лукреция чуть внимательней, она поняла бы, что разговор о несоответствии супругов между отцом и сыном уже бывал, но юная женщина так радовалась, что снова среди родных и дорогих ей людей, что мысли о муже постаралась просто выбросить из головы.

– Мы будем сегодня танцевать? – Глаза Чезаре смеялись, он прекрасно понимал, сколь заманчиво для сестры такое предложение.

– О, да! Испанские танцы! Можно, Ваше Святейшество?

– При одном условии, вернее, двух.

Брат с сестрой удивленно замерли, никогда не бывало такого, чтобы отец, обожавший смотреть на танцы детей, не соглашался с восторгом.

– Первое: вы будете еще и петь. – Лица брата и сестры расплылись в улыбках. – А еще ты немедленно поцелуешь меня и назовешь отцом. Мне надоело твое «Святейшество». Иди ко мне, моя девочка!

Секретарь издали наблюдал, как понтифик снова обнял и расцеловал свою дочь. Кому еще может быть позволено вот такое? Только любовнице. Неужели…

Он подумал, что о происходящем нужно обязательно рассказать Иоганну Бурхарду, церемониймейстеру двора, который к тому же подробно записывает все, происходящее в Ватикане.

Секретарь был новеньким и не знал, что объятья и поцелуи у Папы возможны с теми женщинами, которых он больше всего любил (необязательно плотской любовью), но главной среди них была дочь Лукреция. Потому что любовница сегодня может быть одна, а завтра другая, а дочь, да еще и такая, у него единственная. Эти трое – Джованни, Чезаре и Лукреция были для понтифика семьей Борджиа, за которую он готов отдать не только все сокровища, но и саму жизнь. Его дети… Что могло быть ценней?

Вечером действительно был пир и были танцы. Устроил праздник местный владетель Бальони. Лукреция с таким удовольствием окунулась в привычную суету перед пиром, потом принимала комплименты по поводу своей красоты, выслушивала заверения, что пребывание в Пезаро ей явно пошло на пользу, что она со временем только хорошеет… Но главное… она танцевала с братом. Месяцы, проведенные в Пезаро, вдруг показались вечностью, неужели вот так они танцевали всего год назад? Казалось, это было так давно…

Сейчас Лукреция вполне ощутила, что для нее означали эти месяцы разлуки с родными и любящими ее людьми, поняла, что она не сможет жить без Его Святейшества, без Чезаре, без другого брата – Джованни, который тоже должен скоро приехать, без римской суеты и праздников. В Пезаро тоже не было скучно, даже после отъезда графа Пезаро его супругу часто приглашали на разные пирушки, общество было приятным, но с Римом не сравнится.

Лукреция с Чезаро действительно много танцевали; глядя на детей, с удовольствием выплясывающих испанские танцы, Папа млел, ему не хватало только Джованни, о Джофре он и не вспоминал. Как сама Лукреция не вспоминала о своем мрачном муже Джованни Сфорца.