Наталья Павлищева - Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения

– Пойдем в твой кабинет?

– Нет, нет! – Лукреция почти схватила брата за рукав, потянула к креслу. – Присядь, поговорим здесь.

Она столь откровенно покосилась на ширму, что Чезаре догадался, что за ней кто-то есть.

– Ты одна?

– Да! – быстро подтвердила сестра.

Но Чезаре, прежде чем сесть, плотно прикрыл дверь в спальню. Лукреция снова бросила осторожный взгляд на ширму, что подтвердило догадку брата. Однако он старательно делал вид, что не замечает опасений Лукреции. Спокойно сел, откинулся на спинку кресла и стал пересказывать план убийства графа Пезаро.

– Я думаю, он надоел уже всем, в том числе Лодовико Моро. – Чезаре рассмеялся. – Разве что в своем Пезаро его еще любят.

Лукреция тоже натянуто рассмеялась, поддерживать разговор она была не в состоянии и молила бога только о том, чтобы брат не заставил и ее обсуждать такой план. Видно, заметив ее состояние, Чезаре усмехнулся:

– Нет, ты определенно беременна! Такой рассеянной я тебя никогда не видел.

– Да нет же! Нет!

– Ты уверена? – участливо заглянул в лицо сестре Чезаре.

– Уверена.

– Хорошо, ты подумай, поговорим позже. Когда будет не так душно…

Прятавшийся за ширмой Джакомино подумал, о какой духоте может идти речь, если с утра дождь как из ведра и довольно прохладно. Вообще-то, он был потрясен, не каждый день приходится слышать об убийстве собственного господина.

Когда Чезаре вышел за дверь, Лукреция сделала знак высунувшемуся из-за ширмы дворецкому, чтобы пока не выходил, осторожно приоткрыла дверь и, только убедившись, что брат уже довольно далеко, наконец, смогла перевести дыхание. Она не заметила, что когда чуть скрипнула приоткрывшаяся дверь, Чезаре на мгновение замер, но тут же прибавил шаг. На его лице играла почти лукавая улыбка.

Теперь Лукреция сама вытащила из-за ширмы Джакомино:

– Ты все слышал? Тихонько выберешься из моих комнат и сообщишь все хозяину. Только осторожно.

Дворецкий только кивал, не в состоянии вымолвить ни слова. Ни Джакомино, ни сама Лукреция не сообразили, что в разговоре Чезаре вообще не сказал, как и когда должен быть убит граф Пезаро, только несколько раз повторил, что приказ о его убийстве уже отдан. И даже не сказал, кем отдан. У страха, как известно, глаза велики, а у смертельного и вовсе огромны. Джакомино с трудом сдерживал себя, чтобы не бежать в покои своего господина, а там, пока выйдут прочь слуги, чтобы сообщить ему новость наедине.

На Рим опустилась темная южная ночь, она была теплой, хотя весна еще не закончилась. Город уже притих, когда два всадника с низко опущенными на лица капюшонами плащей выехали через северные ворота и пустили коней в галоп – Джованни Сфорца и его дворецкий Джакомино уносили ноги в Пезаро. Граф так испугался услышанного от своего слуги, что загнал коня. Конь дворецкого пал раньше, Джакомино пришлось остановиться, не доехав до Пезаро, и купить новую лошадь. Арабский скакун самого Джованни Сфорца дотянул до площади перед дворцом, но там пал и он.

Бедному Джованни едва удалось перевести дух. Он прекрасно понимал, что как бы далеко ни находился Пезаро, убийцам не составит большого труда добраться в его дворец, а потому усилил охрану, перестал выезжать куда-либо, заставлял все того же Джакомино пробовать все блюда, прежде чем брал в рот что-то сам.

Но постепенно полегчало, видно, Борджиа не до сбежавшего зятя, Джованни Сфорца оставили в покое.

Теперь встал вопрос, как быть с Лукрецией. Вообще-то, это она спасла жизнь мужу, но граф Пезаро даже благодарить не намерен: Лукреция одна из Борджиа, а все они преступники, убийцы безо всякой жалости. Выбравшемуся из Рима невредимым Джованни Сфорца казалось, что он побывал в аду. Когда немного полегчало, принялся вспоминать разные ужасные слухи, которые слышал в Риме и вообще о Борджиа. Теперь граф Пезаро верил всему.

Борджиа убийцы? О, да, конечно, иначе почему он бежал бы из Рима столь поспешно? Не из-за трусости же!

Да, в их арсенале кинжал, яд, воды Тибра…

Нашлись те, кто вспомнил о слухах про яд Борджиа – карталену – порошок без вкуса и запаха, который действует медленно, убивая жертву через много дней после принятия этого яда. Причем умирает жертва в мучениях…

Джованни почувствовал, как у него скрутило внутренности. Неужели?! О, боже, неужели проклятый Чезаре сумел напоить его ядом раньше, чем сказал об этом Лукреции?! Врачи немедленно дали несчастному графу Пезаро сильное слабительное:

– Нужно очистить внутренности. Правда, прошло уже много времени… но все равно надо попытаться…

Бедолага ничего не ел, зато пил огромное количество молока и не вставал со стульчака. И вдруг вспомнилось, что именно так – обессилев от поноса – умер принц Джем. Вот оно! Несомненно, действовал яд.

Прием слабительного прекратили, и некоторое время несчастный Джованни лежал без сил, только охая. Но еще через день он почувствовал, что страшно хочет есть. Пожевал хлеб, потом попросил мяса, а к вечеру уже махнул рукой и уселся за стол, восстанавливать силы.

Графу было не до Лукреции, но оправдаться в глазах окружающих и своих собственных требовалось. Чего сбежал? Испугался отравления, это было достаточным оправданием. Но к чему Борджиа травить своего зятя? Все очень просто – Джованни мешал им, потому что… потому что… Лукреция любовница своего брата!

Вообще-то, Лукрецию в Пезаро помнили как вполне достойную и совсем не падшую женщину, она прилично вела себя, даже когда мужа не было дома, любовников не имела. Нашлись те, кто усомнился в такой версии своего графа. Джованни, которому отступать уже было некуда, принялся уверять, что так и есть. У Лукреции в Пезаро не было любовников? К чему они знатной донне, когда дома в Риме ждет красавец брат, и еще один брат… и вообще, сам понтифик, который, как известно, большой любитель женщин. Та красотка, что приезжала с донной Лукрецией, донна Джулия Фарнезе тоже любовница Папы Александра, это каждый римлянин знает!

Люди не всегда верят мелким сплетням, но если сплетня огромна, даже немыслима, переходит все разумные пределы, в нее верят вполне охотно. Конечно, чесать языки об инцесте понтифика с собственной дочерью опасно, можно и головы лишиться, а вот любовь Лукреции и Чезаре… о, это такая история… такая история… Они красивы, а потому любят только друг дружку, презирая остальных.

Сплетня увеличивалась, как снежный ком, обрастая новыми и новыми подробностями. Особенно старались те, кто ни Чезаре, ни даже саму Лукрецию в глаза не видел. Молва превратила дочь Папы в красавицу, заодно приписав ей невиданное распутство. Жители Пезаро словно забыли, что Лукреция вовсе не так уж красива, что она вполне добропорядочна и распутна не более чем любая другая супруга в их же городе.