Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня

— Жвайгждикис, эй, Жвайгждикис! — Юноша подергал за рукав маленького, сморщенного старичка, который давно уже ничего не слышал. Мало кто мог с ним сговориться, только Айстис умел: они изъяснялись движениями губ и взглядами.

— А! Это ты! Забыл обо мне… Гляди, что я для тебя вырезал…

Старик взял со столика маленькую янтарную фигурку. Айстис ахнул. Угне! Как вылитая!

— Жвайгждикис, спасибо тебе! — взволнованно произнес Айстис.

— Знаю я, все знаю. Угне прибегала ко мне. Плакала…

Старик, не сходя с места, потопал согнутыми ногами…

— И вот еще. Несколько самородков. Очень давно я их нашел… Янтарь, какого сейчас нигде не сыскать! Берег его к твоему и Угне празднику… Сейчас, чует мое сердце, не доживу я…

— Жвайгждикис, ты крепкий!

— Ладно, будет тебе! Когда будешь возвращаться из дальних краев, привези что-нибудь для моей внучки… Иди, иди… Только не начни плакать! Мужчине это не к лицу… Ступай и помни, как я тебя учил лепить, красить, камень раскалывать. Авось пригодится… А я буду просить богов, чтобы тебе помогли…

Жвайгждикис отвернулся. Это был знак, что пора уходить.

О, если бы он умел столько, сколько умеет отец! Или как Жвайгждикис… Сколько красивых подвесок, ожерелий вышло из рук старика! Айстис вспомнил подвески из камня. Такой ладной пластинки он нигде не видел. В нее вложена и частица его, Айстиса, сердца. Ведь это он помог Жвайгждикису просверлить отверстия: старость — не радость, у старика уже руки дрожат.

Еще следовало бы зайти к гончару Унтулису, к Винке — мастеру по дереву. Ведь и у них Айстис перенял много полезного…

Солнце уже ложилось на воду, когда юноша вернулся домой.

— Мне бы поесть! — сказал он, увидев мать около большого черного горшка, подвешенного на крюке под отверстием для выхода дыма.

Она налила в горшок молоко, кинула туда несколько листиков. Кругом запахло мятой, чебрецом.

— Ты все где-то ходишь! Как кот! Сейчас будем ужинать, только отца дождемся. — Мать, уже немолодая полноватая женщина с седеющими волосами, с любовью взглянула на сына.

— А где Жеде?

— Твоя сестра убежала с девочками. Они хотят что-то приготовить к проводам…

Айстис оглянулся, подыскивая место, куда поставить кувшин с широкой горловиной, полученный в подарок от Унтулиса, и окинул дом внимательным взглядом, словно запоминая навсегда.

Их дом по своему внутреннему убранству ничем не отличался от жилищ соседей. Такие же двухрядные стены, сложенные из столбиков. Одна просторная комната. В ней все работают, едят, спят. Стены и свод черные от дыма, который зачастую не хочет улетучиваться через отверстие в крыше. По стенам развешаны мотыги и рогатины, остроги и луки — без них никак не проживешь. Справа — отгороженная часть помещения, где стоят большие глиняные сосуды с пшеницей, ячменем, бобами, коноплей, сушеной ягодой, солеными грибами. Около них выстроились в ряд горшки поменьше — для варки. Мама любит варить не только в горшке, подвешенном над огнем, но и по старинке, как учила ее еще бабушка: бросая в глиняный горшок камни, раскаленные докрасна.

В одном углу стоял вырезанный из дерева покровитель семьи хохлатый чибис. Его нарядный хохол был изготовлен из сушеного мха и обновлялся каждым летом. У ног покровителя было положено вдоволь всякой пищи. Семья кузнеца постоянно проявляла заботу о своем добром духе, веря, что по ночам чибис пополняет запасы продовольствия.

В другом углу стоял деревянный станок, изготовленный из ясеневых реек еще дедом и за долгие годы словно отполированный до блеска руками ткачих. На нем чаще всего работала сестра Жеде. Она искусно ткала себе приданое из льна, выращенного на просеках.

По самой середине жилища, которое все называли нумас, в углублении глиняного пола, обложенном по краям камнями, день и ночь горел вечный огонь семьи [13] Балты, как и другие народы индоевропейской группы, поклонялись огню. . За ним присматривали мама и Жеде. Они гасили его лишь однажды в году, перед Праздником Огня. Ранним утром, еще до восхода солнца, кривисы брали два дубовых полена и добывали искру, от которой загорался святой огонь. Когда он догорал, каждая мать брала из него по головешке и зажигала огонь в своем нумасе. А затем снова вместе с дочерьми присматривала за огнем до следующего праздника…

Айстис смотрел и вспоминал, как все началось.

Он и Угне стояли невдалеке от нумаса, где жил Айстис, когда прибежал Эглис с жезлом глашатая в руках:

— Скальвы прискакали!

Он передал палочку-жезл Айстису. Это означало, что теперь Айстис должен быстро добежать до соседнего нумаса, сообщить новость и передать жезл. Так он обойдет весь род и вернется к Даумасу, который послал его.

Новость вызвала всеобщее оживление.

— Скальвы!

— Вы слышали, скальвы прискакали!

— Что принесли?

— Сырцовый холст? Ой, лишь бы сырцовый холст привезли! Сколько лет жду…

— Может быть, брошки?

— Что? Скальвы? Достать бы у них меч!

— Он тебе будет не по карману! Они много просят за меч.

— Я целый год собирал янтарь! Должно хватить…

Люди галдели, словно потревоженные гуси.

А в воротах уж показалось десятка два всадников, которые вели на поводу лошадей, навьюченных кожаными сумками. Конь в яблоках с отвисшей губой зафыркал, увидев собаку Айстиса, которая следила за каждым движением приезжих.

Скальвы ехали не торопясь, гуськом, полные собственного достоинства. Айстис внимательно разглядывал всадников в кожаных поддевках, с мечами, подвешенными к поясу. К их седлам были прикреплены щиты и короткие копья, луки и колчаны со стрелами. По виду их скорее можно было принять за охотников или мужчин, собравшихся в дальний военный поход, чем за купцов.

Наконец все скальвы оказались внутри селения. Ворота закрылись. Сторожевые снова заложили их длинным тесаным бревном.

Приезжие спешились и, собравшись гурьбой, переговаривались между собой, дожидаясь хозяев.

В дверях большого нумаса, где собирались старейшины рода, показались те, которых они ждали. Впереди всех шагал высокий худощавый старик с бледным лицом, длинным носом, полуприщуренными глазами. Он был одет в длинное, до пола, льняное облачение и подпоясан плетеным кожаным ремнем с большой янтарной брошью, напоминающей голову ужа. Распущенные седые волосы падали ему на плечи.

Это был кривю кривис — верховный жрец рода Даумас.

Вокруг него толпились кривисы рангом пониже и совсем молодые жрецы — кривайтисы, а также другие мужчины рода.

— Добро пожаловать! — прогремел густой бас Даумаса.

Ему отозвалось эхо дубовой рощи. Этот голос обладал странным могуществом: от него содрогался всякий, кто его слышал. Даумас проницательным взглядом окинул каждого приезжего. С особым вниманием он оглядел главу скальвов Немиса, который не впервые привел в селение купцов. Завершив осмотр, как бы попытавшись выведать, с какими новостями прибыли скальвы, Даумас взял из рук помощника святой огонь, теплящийся в небольшом глиняном сосуде, и кинул в него щепотку пахучих трав. Поднялся светлый дымок. Тогда Даумас подымил в сторону гостей и вместе с другими людьми рода молча обошел кругом прибывших, окуривая их. Лишь после этого он произнес: