Наоми Френкель - Дом Леви

– Дядя Яков, где я могу найти дядю Артура? – слышит господин Леви голос Елены.

– Детка моя, если он тебе так нужен, то находится здесь, за этой дверью.

– Пожалуйста, Елена, заходи.

По росту и светлому облику это настоящий отпрыск семьи Леви. Но коротко подстриженные светлые волосы, темные красивые глаза, скрытые за отсвечивающими стеклами очков, и неспокойное нервное лицо – отличают ее от всех членов семьи Леви, предавая Елене суровый вид. В сердце господина Леви она всегда пробуждает чувство жалости.

– Елена, как ты себя чувствуешь у меня в доме?

– Хорошо, доктор Артур, хотя многое здесь требует ремонта.

– Ну, конечно, детка, вещи, требующие ремонта, есть в любом месте. Не желаешь ли выпить кофе, Елена?

– Спасибо, дядя Артур, я кофе не пью. Я слышала, что у вас проблемы со здоровьем?

– А-а, детка, небольшое недомогание, не стоит об этом говорить.

– Дядя Артур, именно по вопросу здоровья мне есть, что вам сказать. О вас неправильно заботятся. Вы едите мясо, а это вредно и для души и для тела..

– Ты действительно так считаешь, детка?

– Да, дядя Артур. Жестокость не исчезнет из этого мира, пока мы убиваем каждое существо, которое слабее нас. Натуральная пища придает здоровье телу и душе. Десять лет я следую этому правилу, и здоровье мое отлично.

– Уже десять лет ты, детка питаешься морковью, шпинатом и орехами?

– Не смейтесь надо мной, дядя Артур, это очень серьезно.

– Детка моя, что это вдруг пришло тебе на ум? Я не нуждаюсь в лечении. Каждый выбирает для себя образ жизни.

Елена сидит в кресле с несчастным видом человека, упавшего духом.

– Дядя Артур, разрешите мне говорить откровенно. Я пришла к вам просить разрешения – перейти жить к вам в дом. Я хочу оставить родительский дом, и пока у меня не будет своего дома, я бы хотела жить у вас.

Слова ее печальны и лицо несчастно. Господин Леви приближается к ней, гладит ее по волосам.

– Детка моя, дом мой для тебя всегда открыт, но если мне позволено, я дам тебе совет: не оставляй дом родителей. Наши дни не очень подходят для того, чтобы искать счастье в чужом месте. В родительском доме ты лучше всего сможешь построить свой дом и свою жизнь.

– Дядя Артур, – отчаяние вырывается в голосе Елены, – вы просто не понимаете моего стремления. Вы полагаете, что желание мое, как у всех женщин, оставить свой дом и найти мужа?

– Боже упаси, детка моя, – торопится господин Леви успокоить ее, видя искаженное отвращением ее лицо, – не мужей я имел в виду, ни в коем случае.

– Не могу я больше жить в родительском доме, не могу, дядя Артур.

– Но почему, детка моя?

– Не знаю, дядя Артур, но все мне там ненавистно. Этот особняк отца, этот сад, тетя Финхен, дядя Герман, и этот хлопок, все, все! Кладбище! Я ищу цель в моей жизни, дело, которому смогу посвятить мою душу и все мои силы. В доме родителей я этого не найду, там ничего нет.

Заложив руки за спину, господин Леви стоит, склонившись над ней.

– Но что ты найдешь здесь, дорогая Елена?

– Тут есть простор, дядя Артур. Там, где есть простор, там бурлит жизнь. Я чувствую, что люди борются в эти дни во имя больших дел, и тишина в мире текстиля, которая царит в родительском доме, мнима. Мир себя меняет, дядя Артур, а каково мое место в этом мире?

Господин Леви расхаживает по кабинету, и глаза Елены со страхом следят за ним.

– Ну, Елена, если таково твое желание, я с большой радостью приму тебя в наш дом.

– В новом году я приеду, дядя Артур, завтра этот год завершается, – лицо Елены смягчилось и обрело прежнюю красоту.

«Несчастный ребенок, какая цель ее ожидает здесь в столице, в эти дни? Несчастная девочка покидает обеспеченное место и выходит в мир, лишенный всякой цели».

– Дядя Артур, если вернемся к прежней теме – о вашем здоровье…

– Оставим эту тему. Она неприятна мне и также…

– Вы устали, дядя Артур?

– Устал немного. Сейчас отдохну.

Елена выходит. Из открывшейся двери доходят голоса – лай собак, чей-то бег по ступенькам, громкий смех тети Розы, низкий густой голос дяди Лео, и голоса кудрявых девиц, пытающихся развлечь тетю и дядю.

Кетхэн вкатывает в кабинет столик с чайным прибором.

– Как там дела у наших гостей, Кетхэн?

– Очень хорошее настроение, уважаемый господин, хорошее у всех.

«Если так, поднимем вечером рюмки в честь литейной фабрики «Леви и сын». Я размышлял о семейном доме в минуту слабости духа. Нет возврата к прошлому. У Елены, колющей орехи в отчем доме, нет там иной цели. Надеюсь, что у меня в доме, она найдет выход».

Отец закрывает дверь. В салоне раздается веселое кукование кукушки.

В комнате Иоанны поселили тетю Регину, потому что комната эта в розовых тонах и в ней розовое пианино, а тетя из-за хронической бессонницы до поздних часов наигрывает на инструменте. У тети Регины прямая спина, голубые глаза и на голове башня из седых кудрей. В длинном шелковом халате стоит она и педантично изучает комнату, которая выглядит странной и не похожей на привычную ей детскую комнату. Ни кукол, ни кукольного домика, ни колыбели для кукол которые должны быть у дочери уважаемого дома. Никакого оборудования, необходимого для воспитания. Только учебники на розовой полке, а над ней – небольшая скульптура Атласа, держащего на плече земной шар. На светлой бронзе земного шара – ивритские буквы черной тушью. Даже на лбу Атласа – буквы «алеф» и «бейт»! Разве не раз говорила тетя Регина, что у детей ее двоюродного брата Артура нет образования? К большому ее сожалению, нет. Открывает тетя Регина крышку розового пианино, касается клавиш, но звука нет. Немое пианино. В гневе высокая тетя Регина открывает дверь в комнату Бумбы. Иоанна лежит на кровати, как обычно, погруженная в чтение книги. У стола сидит Бумба, и вокруг него листы бумаги: он рисует. Иоанна вскакивает с кровати, Бумба остается сидеть на стуле.

– Добро пожаловать, тетя Регина.

– Чем ты занимаешься, Зигфрид? – показывает тетя Регина на листки.

Проходит несколько секунд, пока Бумба понимает, что «Зигфрид» это он.

– Рисую фасолевый суп.

– Что ты рисуешь? – эти дети Артура всегда вызывают у нее удивление.

– Я сказала ему, что невозможно нарисовать фасолевый суп, – провозглашает Иоанна.

– Фасолевый суп можно видеть только в тарелке, – разгорается спор между детьми.

– Дети, – стучит тетя острыми пальцами по столу и прекращает спор, – хорошие дети не ссорятся и не говорят о таких вещах.

– Ты не можешь, чтобы не ссориться, – кричит Бумба.

– А ты, ты еще ребенок и ничего не понимаешь.

– Дети, – ударяет тетя по столу, – кто знает, что случилось с пианино?

– Я разобрал струны, – откровенно говорит Бумба как о вполне понятном деле.

– Но Зигфрид! – выходит тетя из себя. – Кто тебе позволил, Зигфрид? Тебя надо строго наказать.