Наоми Френкель - Дом Леви

– Да, Белла, госпожа моя, сердце начинает сильно биться, когда слышишь такое. По тебе вижу, что твое сердце выскакивает выше шеи. Радуйся, что сердце твое бьется, ибо недолго билось в те дни сердце матери доктора. Слепая судьба распорядилась так, чтобы она умерла от слепой кишки. Была бы она жива, может, сумела бы спасти сына от этой фатальной трагедии. Женщины, госпожа Белла, существа хитрые, а у мужчин мозги закупорены. В тот год пришло в город тяжелое лето, посмотришь на крыши и видишь, как погода пляшет и гремит на жести. Ядовитые несчастья подняли головы, как змеи, готовые укусить, и пыльные облака обволакивали прохожих на улицах.

Жарко и душно было в то лето, и кто сумел выбраться из города, бежал в леса, на озера, в горы. Спасал душу от убийственной атмосферы. Липовая Аллея опустела, в доме остался лишь покойный господин Блум, ожидая сына. «Барбара, – говорил он мне, – Барбара, что будет с моим Эдуардом? Начались летние каникулы, а он не вернулся к отцу. Чем он так занят, что не может приехать, справиться о здоровье отца?» Мужской мозг! Я, госпожа Белла, тотчас поняла – в чем дело, но, не дай Бог, открыть рот перед беспокоящимся отцом. И настал день, обычный день! Потоки огня летели с неба. На электрических проводах во дворе сидели воробьи с раскрытыми клювами, страдающие от жажды и тяжело дышащие. Я открыла окно, и поставила на подоконнике для них полную миску воды. Заповедано быть милосердными к страдающим существам, и я чувствовала сердцем: несчастные эти существа разевают клювы, – зовут на помощь, но никто их не слышит. Беда, госпожа Белла, безмолвна, приходит она глухонемой, и в этом несчастье этого несчастья. Так вот стою и размышляю, как раздается звонок. Открываю двери. Стоит в салоне молодой доктор, который еще не был доктором. Весь в пыли, сморщен, и капли пота на его лице, как слезы радости, лицо прямо светится. Жмет мне руку и говорит: «Барбара, – и еще раз, – Барбара», – рот его раскрылся и закрылся. Что тебе, старая дура, – упрекнула я себя, – только и пророчествовать несчастья? Перед тобой юноша в экстазе любви, а сердце твое обращено к бедам! Но размышления не отставали от меня. Несчастье и любовь связаны друг с другом. И всегда так они соседствовали в моем мозгу. Стояла я в соседней комнате, случайно оказалась у дверей, и услышала разговор отца с сыном. Это был не разговор, а крики о христианах и евреях, о смешанных браках, которые еще никогда не были в семье. О духе поколений и духе, который сквозняком ворвется в дом и внесет в него мнимое счастье. Видишь, госпожа Белла, и старый господин верил в духов, а он был умным человеком. Но доктор, по молодости и глупости, как и ты, смеялся над духом, который восстал против него, чтобы мстить, и не отставал от него всю его жизнь. Да, Белла, господин получил свое. И так стояла я за дверью и слышала, как доктор сказал, что берет в жены эту девицу, никакие убеждения, объяснения и доводы не помогут, и вышел из комнаты отца. Вошла я туда, чтобы увидеть, как отец себя чувствует. Показалось мне, что в комнате потемнело, несмотря на утро и яркое солнце. Согнувшись в три погибели, сидел господин в кресле. «Барбара, – сказал он мне, – Барбара, проверь ящики стола. Что-то там шуршит, как будто мыши свили себе там гнездо». Мыши? – удивилась я. – Нет, господин, это древоточцы делают свое дело, ибо стол стар, очень стар.

«Да, – ответил он, – ты права, Барбара, стол стар и дряхл, и древоточцы сгрызают его».

Ну, что еще рассказывать, госпожа Белла? Молодая жена пришла в дом. Все шло нормальным чередом. Господин отдал молодой паре всю большую квартиру, себе оставил две задние комнаты, предназначенные для гостей. Только к трапезам выходил оттуда. Молодая жена сына относилась к господину с уважением. Молодой доктор, который еще не был доктором, учился в Берлинском университете, а Гертель хозяйничала в квартире, и всегда была в хорошем настроении. И тишина царила в доме, и не было криков и споров. А старый господин был сломлен духом. Старики капризны. Из-за каких-то мелочей впадают в ярость. Покойный господин легко заводился даже в добрые времена. На старости им овладели капризы. Вдруг стал богобоязненным, набожным. Начал посещать синагогу по субботам и всем еврейским праздникам, начал зажигать в своей комнате по пятницам свечи. Я готовила ему стол, вино и халы, а молодая жена сына – рыбу, отказавшись от своих желаний в его пользу. Свинина, которую она очень любила, больше не появлялась на кухне. Еврейские и христианские традиции уживались вместе, в полном согласии. В день великого еврейского поста молодой доктор вместе со старым отцом уходили на целый день в синагогу, а жена хлопотала по дому, готовила им достойный ужин после поста, а на рождество ставила большую елку в столовой, и молодой доктор помогал ей украшать ветки. Оба были счастливы и радовались, как дети, ах, ах! – Барбара качает головой и улыбается памяти тех дней.

– Госпожа Белла, старый господин, одинокий, как сломанное дерево, открывает дверь и вперяет гневный взгляд в елку. Он не приходил есть в столовую, пока не убрали елку. И выражал свой гнев словами – «Гоише нахес» (на идиш: «Гойское удовольствие». Прим. переводчика).

Слышала ли когда-нибудь такое, госпожа Белла? Во всех словарях искала эти слова, и нигде не нашла. Эти слова время от времени отец желчно швырял сыну. И так протекала жизнь здесь, госпожа Белла, пока в один день сказала мне на ухо молодая жена: Барбара… я… Когда дело обнаружилось, тотчас же в доме установился сущий ад, и снова я слышу каждое слово в соседней комнате, случайно по домашнему делу оказавшись у дверей. «Если родится сын, – визжал отец, – сделаете ему брит-милу». – «Если Гертель согласится, то, пожалуйста, но навязывать ей не буду». Пошел старик к Гертель, и она сразу же согласилась. Да, госпожа Белла, умел старик с ней обходиться. Жаль, что молодой сын не учился у него этому хотя бы малость. Хочет мужчина, чтобы жена исполняла его желание, должен требовать, а не просить. Итак, родился сын, сделали ему обрезание. Ах, госпожа Белла, как это чудесно было обставлено. На серебряный поднос положили это малое чудо. Увидела я нож в руках бородача, и объял меня смертный страх, ибо много странных слухов носится вокруг этого обычая… Извини меня, я вовсе не собираюсь тебя оскорбить, но обычай весьма необычен. Но когда вышел старый господин, лицо сияет от счастья, в руках его серебряный поднос, а на нем ребенок, целый и здоровый, я немного успокоилась. Да, госпожа Белла, это было последнее радостное событие в доме. Не прошло много времени, и старый господин умер. Год был холодным, стояли сильные морозы. Какой год! Высокие сугробы снега на улицах. Пар выходил из уст людей в атмосферу, как дым из курительной трубки. Ветер хлестал, как тысячи бичей. Воробьи на электрических проводах дохли стаями. И я, госпожа Белла, каждое утро открывала окно и насыпала крошки этим несчастным существам. И я думала про себя: что будет с этим миром? – солнце восходит, но ни капельки не греет, земля оделась в красочные одежды, сверкает, как хрусталь, белая и замерзшая, как труп. Вот, так я размышляю, и тут входит в кухню старый господин. «Барбара, – говорит мне, – вытащи мою шубу из шкафа, я хочу вечером пойти в синагогу. Еврейский праздник, Барбара, праздник огней, а в доме моем уже установили елку». Я ему говорю: «И не думайте, мой господин, в такой сильный мороз все живое ищет убежище, воробьи, кошки, собаки, а вы собираетесь выйти на улицу: Это опасно для жизни, господин, опасно!» Я ему от всей доброты сердца, а он мне сердито кричит: – Иди! Приготовь мне шубу. Я хочу выйти». И снова, «Гоише нахес!» Вечером началась страшная буря. Снег кружился в воздухе, как обрывки погребальных полотен. А старый господин идет в своей черной шубе в синагогу. Я думала про себя: «Святая Мария, в такую бурю идет мой господин к своим огням. Эти маленькие огни прикончат его жизнь». И пророчество это вырвалось из моих уст. Схватил господин сильную простуду, тепло больше не вернулось в его тело, и кровь его не была в силах растопить его члены. Так он умер. Похоронили мы его в мерзлой земле, большие хлопья снега падали с неба и покрывали его гроб. Госпожа Белла, ну, что мне еще рассказывать? Лучше промолчать про то, что случилось позже.