Наоми Френкель - Смерть отца

– Да, да, отец, – шептала Эдит, склонившаяся над ним с глазами, расширенными от страха. Она осталась одна с отцом. Гейнц и Елена ушли завтракать.

– Отец, я около тебя, будь спокоен, – слезы текут из ее глаз. Вошел бы кто-то! Пришел бы! Отец пылает, отец погружен в бред, и она меняет повязку на его лбу, прижимает пальцы к его вискам, чтобы успокоить сильно пульсирующую в жилах его кровь. Вошел бы кто!

– Дед! Дед! – кричит Эдит.

Дед входит и бросается к постели сына.

– Снять с него потную пижаму! Подготовьте повязку на грудь!

Елена уже здесь. Дает больному лекарство, отирает пот с тела. Кладет повязку на грудь. Елена успокаивает больного, и глаза его вернулись к реальности. Дыхание более спокойно. Дед опустил жалюзи. Его сын задремал.

– Нет лучшего лекарства, чем глубокий сон, – говорит дед и занимает место у постели.

– Иди, поешь, Эдит, – обращается к ней Елена, – отдохни немного.

У дверей комнаты стоит Филипп и ждет Эдит. Он спешит протянуть ей руки, и она кладет в них свою холодную руку. Глаза у нее красные. Внезапно увидел, что на руке нет обручального кольца. Она сняла его. Он смотрит на нее и она не отводит взгляда.

– Идем, Эдит. Позавтракаем вместе. Я тебя ждал.

Эдит берет его под руку. Нет смысла в разговорах в эти дни. Она молчит от страха, если ей зададут вопрос, что будет в будущем? Будущее это отец и его судьба. И вопрос этот никто решается задать. Они сидят у стола в кухне. Она подпирает руками голову и слезы текут по ее лицу. Никогда он не видел ее плачущей.

– Успокойся, Эдит. Будет хорошо. – Он гладит ее волосы.

Кухарка Эмми повернулась к ним спиной.

– Возьми, Эдит, – он протягивает ей платок.

Эдит встала, Филипп пошел за ней. Она вошла в кабинет отца и легла на диван. Ореховое дерево прикасается ветвями к стеклам окна, за которыми сгущаются облака, и в прореху видно то, что называют «оком солнца», прорываются полуденные лучи.

На ступеньках дома сидят Саул и Иоанна. Все утро она ждала его, и только сейчас раздался знакомый свист, которым обмениваются в Движении, из пустынного сада. Около Саула школьный ранец.

– Я решил все же сегодня пойти в школу, – оправдывается Саул.

– Что вдруг?

– Ты же знаешь, что в моей школе многие являются членами подразделения, так…

– Так что?

– Так я решил там поговорить о моей поездке в страну Израиля. Говорил с каждым из членов Движения. И многие – за меня.

– Но так это некрасиво, Саул, я представляла себе нашу войну по-иному.

– Как ты это представляла?

– Не как ползут от одного к другому и умоляют. Хотел, чтобы мы встали перед подразделением и доказали, что ты не сделал ничего плохого, и ты достоин репатриации.

– Наоборот! Я сказал каждому из них, что сделал плохое дело и раскаиваюсь. И многие из них теперь мои друзья, потому что я сказал им правду.

И Саул уже собрался вступить с ней в спор, но вспомнил то, что сказал вчера дядя Филипп, и промолчал. Вчера, поздно, пришел к ним дядя Филипп и рассказал, что господин Леви очень болен. Целый день Филипп находится в доме Иоанны, а по ночам ходит на занятия еврейской самообороны. Кристина одна находится в доме дяди весь день и большую часть ночи. Дядя сказал ему, что надо сейчас относиться с осторожностью к Иоанне. Потом он молчит в ответ, хотя ему есть, что сказать ей.

– Я сегодня сожгла рис, который готовили для отца, – печалится Иоанна.

– А-а, – успокаивает ее Саул, – это случается, Хана. У моей матери рис часто сгорает.

– Но такое не случалось ни у кого в нашем доме.

– Почему же это случилось у тебя?

– Случайно книга открылась в конце, и там было такое напряжение…

Помощник пекаря пришел взять корзину, в которой записка Фердинанда, длинный список всего, необходимого для дня рождения Иоанны.

– Саул, – говорит Иоанна после того, как помощник пекаря ушел, – я не хочу праздновать мой день рождения в этом году – она опускает голову и обхватывает руками колени.

– Ты действительно, не должна его праздновать. Все тебя поймут.

– Но отец хочет, чтобы мы эту дату отпраздновали. Никогда не знала я, что отец так добр.

В окнах отца опущены жалюзи. На карнизе сидит ворон, стеклянный глаз которого скошен в сторону двух детей.

Двенадцать роз у постели Иоанны, и рядом с вазой записка:

Девушке Иоанне двенадцать лет.

Она красива, как солнца свет.

Это двустишие сочинили Фрида и старый садовник. Ранним утром Фрида осторожно вошла в комнату Иоанны, поставила вазу с розами и записку. Несколько минут смотрела на спящую девочку. Из глаз Фриды текли слезы. В доме всю ночь никто не спал. Господину Леви было плохо.

– С днем рождения! – голосит Бумба. – Принесли тебе уйму подарков! Сегодня прекрасный день, комната полна солнца и роз. Солнце рисует круги на ковре, а розы распространяют аромат праздника.

– Выйди из комнаты, – вскакивает Иоанна с постели, – я хочу одеться.

– Пойду сообщить деду и Фриде, что ты приходишь, – провозглашает Бумба.

Вся семья собирается в большой столовой, включая доктора Вольфа и Филиппа. Филипп спал в доме Леви, и сейчас не собирается уходить. Отсутствуют лишь Эдит и Елена. Они в комнате отца. У окна – стол в подарками для Иоанны.

– Поздравляем с днем рождения! – все поворачивают головы к столу с подарками. И чего там только нет. Как успели еще вчера принести в дом столько добра! От полного собрания сочинений Иоанна Вольфганга Гете в новом роскошном издании, до большой черной красивой шкатулки с инструментами для обработки ногтей. Дед купил маленький патефон величиной с чемоданчик. Тетя Регина послала, как каждый год постоянный подарок для всех возрастов и полов – двенадцать шелковых вышитых платков. Книги. Сложная игра для тренировки ума. Между всеми этими вещами, посреди стола, маленькая книжечка в потрепанном временем синем переплете, на котором вытеснено золотыми потертыми буквами – «Дневник!»

Пожелтевшие странички мелко и плотно исписаны четким почерком отца. Это дневник, который он вел в детстве и юности. Он просил положить дневник среди подарков вместе с настоящей авторучкой «Паркер»!

– Прекрасно, не правда ли, – гладит Гейнц голову сестренки.

– Можно пойти к отцу и поблагодарить его.

– Не сейчас, Иоанна. Он сейчас спит. Доктор Вольф считает, что он должен отдохнуть.

Лицо Иоанны обращено к доктору, дающему такие распоряжения. День рождения без отцовского поцелуя это не день рождения! Дети не привыкли получать поцелуи от отца, разве только один раз в год, в день рождения.

– Завтра, – успокаивает ее дед, – завтра ты, несомненно, сможешь к нему войти.

Кетхен вносит подарок, принесенный посыльным. Из шелковой бумажной обертки извлекают маленький вазон с мягким молодым побегом ландышей, которые еще не расцвели. Белая карточка приложена к цветку, а на ней – надпись: «Ростку, только взошедшему из черной глуби земли к солнцу, мир кажется полным света». Подписи под этими словами нет. Иоанна краснеет.