Франц Энгел - Мера Любви

— Ты что, хочешь войны с ними? Ты ее получишь, — предостерегал дядя.

Именно, Джованни готовился к войне, он уже все решил для себя, его обвиняют в том, что он собирался отстаивать всю свою жизнь, хорошо, пусть ему не оставили времени на подготовку, придется выйти на битву против произвола без промедления, в самом ближайшем будущем, так судил Господь, коему одному известно лучшее время и место.

— Ладно, — примирительно сказал Буонтавиани. — Как хочешь. Знай, я с тобой, что бы ни случилось. Мы же одна семья. — Дядя привлек Джованни к себе, обнял его и похлопал по спине. — Ты что-то совсем бледный, — покачал он головой, отстранив от себя племянника и рассматривая его так внимательно, словно ждал какого-то знака, способного отменить вынесенный ему приговор. — Не изводись. А то эдак и заболеть недолго. Слушай, а давай выпьем.

— Помилуй, дядюшка, на страстной неделе! — хотел было отказаться Джованни.

— Брось, для здоровья. Сделаю-ка я тебе подогретого вина с бодрящими травками, — через силу улыбаясь, предложил Буонтавиани.

Чтобы не расстраивать лишний раз проявлявшего к нему необыкновенное великодушие дядю, Джованни согласился. Буонтавиани развел ему в бокале весь пузырек сока белладонны, огромную дозу для хрупкого малорослого Джованни. Тот даже не взглянул на манипуляции дяди с вином, доверчиво принял из его рук смертельную отраву.

— За человечность, — поднял Джованни свой бокал. Дядюшка Буонтавиани с трудом подавил в себе желание отобрать вино у злосчастного племянника. Джованни выпил. Хотел что-то сказать, но не смог, у него пропал голос, он схватился за горло, беспомощно протянул руку вперед, пытаясь ухватиться за что-нибудь, его зрачки стали такими огромными, что глаза сделались черными, Джованни перестал видеть, пошатнулся, потерял равновесие и свалился без сознания. Буонтавиани бросился к нему, стараясь удержать его корчащееся в судорогах тело, чтобы никто, не дай Бог, не услышал шума. Дядюшка взмок, прижимая умирающего к ковру, Джованни мучился в агонии с начала девятого часа до вечерни. Когда он затих, вытянувшись на полу, зазвонили, призывая верных на службу. Дядюшка Буонтавиани заплакал от горя и облегчения.

В Страстной Вторник король Ричард, уже несколько дней кряду занятый приготовлениями к отплытию из Мессины, призвал к себе де Бельвара под предлогом совета относительно перевозки войск:

— Все будет благополучно, погода прекрасная, удивительно тихая, — начал король. — С недавних пор я имею твердое упование в Господе, ибо пал я ради того, чтобы восстать. Нашему Предвечному Отцу, говорят, в тысячу раз дороже один обратившийся грешник, нежели множество никогда не оступавшихся праведников. На Него одного я надеюсь, только Он может защитить от происков лукавого. Чудесна сила Божьей благодати, с ее помощью я твердо придерживаюсь правого пути. — Ричард неуверенно сморгнул, он выглядел несчастным и подавленным. — Вот женюсь, чтобы все было как следует, по правильному порядку вещей. Невеста моя и сестра поедут с нами в паломничество. Там, в Святом Граде Иерусалиме мечтаю я связать себя со своей нареченной нерушимыми узами. Вы, дорогой граф, — подчеркнул Ричард, так как они давно оставили привычку называть друг друга по имени, — вы ведь вдовец и ни с кем не сговорены. Как вы смотрите на то, чтобы вступить в законный брак?

— Я решил не жениться, — ответил де Бельвар.

— Да бросьте, к чему эдакая категоричность? Я понимаю, далеко не каждая дама годится для столь высокой чести, вам пристало жениться не меньше как на принцессе. Моя сестра Жанна прекрасно бы вам подошла, — предложил король.

— Благодарю, мессир, дело не в достоинстве невесты, — слегка поклонился граф.

— Так в чем тогда? — нетерпеливо вскинулся Ричард. — Вы так же как и я решили, по всему видно, поправить свою грешную жизнь. Избавились от своего ломбардца.

— Ни от кого я не избавился, — нахмурился де Бельвар. — Я отправил Жана к родным, чтобы уберечь его от опасностей похода. По возвращении я заберу его к себе.

— Ну и наивный вы человек, дорогой граф, — перебил де Бельвара король. — Даже если ваш ломбардец вас дождется, не будете же вы с ним всю жизнь жить. Это пустое упорство, такого не бывает, ну не могут двое мужчин долго уживаться между собой. Каждый мужчина желает быть самостоятельным, а не приложением к другому мужчине. Ни один мужчина долго не станет терпеть такое приниженное положение, недаром отношения между мужчинами зовут неестественными. Не превратится мужчина в женщину. Да и не несет этот грех никакого счастья, разве что мимолетное удовольствие, за которое потом приходится расплачиваться многими страданиями еще в этой жизни, не говоря уж о погибели вечной души, — поспешно добавил Ричард, не забывая полученных наставлений.

— Никогда вы не будете спокойны и довольны с мужчиной, — вернулся он к оплакиванию своего печального опыта, — и у всех таких отношений один конец — вы рано или поздно расстанетесь. Куда уж лучше раз и навсегда собраться с силами и избавиться от этой пагубной привычки.

— Вы, мессир, говорите о привычке потворствовать похоти, — возразил граф. — А я говорю о любви и греха распутства за собою не знаю.

— Любовь! — нервно хохотнул Ричард. — Спорю на что желаете, ваш Жан уже сейчас, пока вы тут тешитесь своими надеждами, строит глазки какому-нибудь пройдохе.

— Если б вы знали любовь, вы бы так не говорили, — произнес граф.

— Любовь проходит! — воскликнул Ричард.

— Проходит, когда она слаба. Истинная любовь для сильных духом, она не кончается и со смертью человека, ибо душа бессмертна, — уверенно заявил де Бельвар.

Ричард побледнел, поджал губы от неудовольствия, но возразить ему было нечего и пришлось промолчать на столь явную дерзость.

— Мы завтра выходим в море, как вы знаете, — резко сменил он тему. — Я хочу поручить вам особую заботу о корабле близких мне дам. Выделяю вам для этого два транспортника эскорта и галеру для разведки.

Вешним утром Страстной Среды в лагере отслужили мессу, спели гимн среди скрежета якорей, поднимаемых на более чем полутора сотнях кораблей, полных вооруженными людьми, их слугами и боевыми конями.

— Господи, сохрани этот корабль, — провозгласили, как водится на всех бортах, — от штормов и бурь, от бед и опасностей, и охрани его от всех зол на свете, как и от тех, что может причинить человек.

Выйдя в открытое море, огромная флотилия выстроилась клином, основание которого составляли быстроходные галеры, готовые в минуту опасности выдвинуться вперед и прикрыть транспортные суда.