Генрик Сенкевич - Меченосцы

Слова эти произвели большое впечатление. Збышко, Мацько и чех подошли к Сандерусу, который перекрестился и продолжал так:

— Плохо ей там, у них. Не раз слышал я и сам видел такие вещи, от которых мороз пробегает по коже. Я уже говорил вашим милостям, что у старого комтура что-то испортилось в голове. Да как же и могло быть иначе, коли к нему духи с того света приходят. Чуть он уснет, как возле него что-то начинает так сопеть, точно у кого-то дух спирает. А это — Данфельд, которого убил страшный пан из Спыхова. Вот Зигфрид и говорит ему: "Зачем ты? Ведь панихиды тебе ни к чему, так зачем же приходишь?" А тот только зубами скрежещет и снова сопит. Но еще чаще приходит Ротгер, после которого тоже слышится в комнате запах серы, и с ним комтур еще больше говорит: "Не могу, — говорит, — не могу. Когда сам приду, тогда — да, а теперь не могу". Слышал я также, как он его спрашивал: "Разве тебя это облегчит, сынок?" И так постоянно. Бывает и так, что он по два, по три дня никому слова не говорит, а в лице у него мука страшная видна. Корзину ту зорко стережет и он сам, и та монахиня, так что молодую госпожу никто никогда не может увидеть.

— Не мучат ее? — глухим голосом спросил Збышко.

— По чистой совести скажу вашей милости, что побоев и криков я не слыхал, но жалобное пение слыхал, а иногда словно птичка какая попискивает…

— Горе! — воскликнул Збышко, стиснув зубы. Но Мацько прервал дальнейшие расспросы.

— Довольно, — сказал он. — Рассказывай теперь о битве. Как же они ушли и что с ними случилось?

— Я все видел, — отвечал Сандерус, — и расскажу правильно. Дрались сначала жестоко, но когда узнали, что их окружили со всех сторон, стали думать, как бы прорваться. Рыцарь Арнольд, настоящий великан, первый разорвал кольцо и проложил себе дорогу. За ним проскакал и старый комтур с несколькими слугами и с корзиной, которая была привязана между двумя лошадьми.

— Значит, погони за ними не было? Как же случилось, что их не догнали?

— Погоня была, да не могла ничего сделать, потому что как только она подъезжала, рыцарь Арнольд оборачивался и дрался со всеми. Упаси Господи всякого от встречи с ним, потому что это человек такой страшной силы, что ему нипочем и с сотней людей подраться. Три раза он так Оборачивался и три раза останавливал погоню. Люди, бывшие с ним, погибли все до одного. Сам он, кажется, был ранен, и лошадь у него была ранена, но он спасся сам и дал время старому комтуру убежать от опасности.

Мацько, слушая этот рассказ, подумал, что Сандерус говорит правду, потому что вспомнил, что, начиная от того места, где дрался Скирвойлло, дорога в обратную сторону на большом протяжении была покрыта трупами жмудинов, так ужасно изрубленных, точно их перебила рука великана.

— Но все-таки как же ты все это мог видеть? — спросил он Сандеруса.

— Я это видел, — ответил бродяга, — потому что схватился за хвост одной из тех лошадей, к которым была привязана корзина, и убегал вместе с ними, пока не получил удара копытом в живот. Тут я потерял сознание и потому попал в руки ваших милостей.

— Да, так могло случиться, — сказал Глава, — но ты смотри, не соврал ли чего, а то плохо тебе будет.

— До сих пор след есть, — отвечал Сандерус. — Если кто хочет, может его посмотреть; но все-таки лучше верить на слово, нежели погубить свою душу неверием.

— Если даже ты иногда и говоришь нечаянно правду, все равно будешь выть за торговлю именем Божьим.

И они стали перебраниваться, как делали это и раньше, но дальнейший разговор прервал Збышко:

— Ты шел теми местами, так что знаешь их. Какие же там есть поблизости замки и где, как ты думаешь, могли укрыться Зигфрид и Арнольд?

— Замков там поблизости никаких нет, потому что там один лес, через который недавно прорублена та дорога. Деревень и поселений тоже нет, потому что какие были — те сами немцы сожгли, потому что как только началась эта война, тамошний народ, который того же племени, что и здешний, тоже восстал против власти меченосцев. Я думаю, господин, что Зигфрид и Арнольд прячутся теперь в лесу и либо захотят вернуться туда, откуда пришли, либо станут тайком пробираться к той крепости, куда ехали мы перед этой несчастной битвой.

— Должно быть, так и есть, — сказал Збышко.

И он глубоко задумался. По его сдвинутым бровям и сосредоточенному лицу легко было догадаться, как напряженно он думает, но это продолжалось недолго. Через минуту он поднял голову и сказал:

— Глава, пусть лошади и слуги будут готовы, потому что мы скоро едем.

Оруженосец, который никогда не имел обыкновения спрашивать о причине приказаний, встал и, не сказав ни слова, побежал к лошадям; зато Мацько вытаращил на племянника глаза и с удивлением спросил:

— Збышко… Ты куда? А?.. Что такое?.. Но тот ответил тоже вопросом:

— А что же вы думаете? Разве я не обязан?

Старый рыцарь умолк. Удивление понемногу угасало на его лице; он раза два покачал головой, потом глубоко вздохнул и сказал, как бы самому себе:

— Да… Конечно… Ничего не поделаешь.

И он тоже пошел к лошадям, а Збышко вернулся к рыцарю де Лоршу и при помощи говорящего по-немецки мазура сказал ему:

— Я не могу требовать от тебя, чтобы ты помогал мне против людей, с которыми ты служил под одним знаменем, поэтому ты свободен и поезжай, куда хочешь.

— Я не могу тебе теперь помогать мечом, это было бы против рыцарской чести, но на свободу я не согласен тоже. Я остаюсь твоим пленником на честное слово и по первому зову явлюсь, куда ты прикажешь. А ты, в случае чего, помни, что за меня орден выменяет любого пленника, потому что я происхожу из рода не только высокого, но и оказавшего меченосцам услуги.

И они стали прощаться, положив по обычаю руки друг другу на плечи и целуя один другому щеки, причем де Лорш сказал:

— Я поеду в Мальборг или к мазовецкому двору, чтобы ты знал, что найдешь меня, если не там, то здесь. Посланец твой пусть скажет мне только два слова: Лотарингия — Гельдерн.

— Хорошо, — отвечал Збышко. — Я пойду к Скирвойлле, чтобы он дал тебе знак, который чтут жмудины.

И он отправился к Скирвойлле. Старый вождь дал знак и не делал никаких препятствий отъезду рыцаря, потому что знал, в чем тут дело, любил Збышку, был ему благодарен за последнюю битву, а кроме того, не имел никакого права задерживать рыцаря, который принадлежал к иному государству и пришел только по собственной воле. Поэтому, благодаря за услугу, которую Збышко ему оказал, Скирвойлло снабдил его припасами, которые весьма могли пригодиться в опустошенной стране, а при прощании выразил желание встретиться в жизни еще когда-нибудь и еще раз подраться в каком-нибудь большом и решительном бою с меченосцами.

Збышко спешил, потому что его трясла лихорадка. Но придя к обозу, он застал все готовым, а между людьми и дядю Мацьку, сидящего уже на коне, в кольчуге и с шлемом на голове. И подойдя к нему, он сказал: