Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа

Генрих смирился с ограничением своих прав ради принципов государства польского, но это не дало никакого положительного результата, а пустые споры грозили стать постоянными. Тогда Генрих сказался больным, и заседания сейма вынужденно прервались. Очень скоро они потребовали, чтобы король вернулся к своим обязанностям, на что месье де Пибрак на безупречной латыни ответил, что у короля понос.

Надо было закрывать заседания сейма; депутаты упрекали Генриха: «Тщательно подбирая слова, ты, король, поклялся нам соблюдать наши законы не только на бумаге, но и на деле. И пусть проклятие падет на тот злосчастный день, когда ты отказался от своих обещаний…» Но Генриха трудно было этим пронять. Сын своей матери, он радовался своему успеху: он отделался от сейма и отдалил от двора протестантов, ему удалось избежать встречи наедине с инфантой. А теперь он собирался предпринять большое путешествие по польскому королевству, уделив особое внимание охране границ на случай возможной войны с Московией.

Пока же он занимался проблемами интеллектуального свойства, организовал обмен между французскими и польскими студентами, заложил в Кракове основу для первого факультета права.

Наступила весна – и тут из Франции стали приходить такие вести, что Генрих тут же забыл про Польшу.

Мятежники старались воспользоваться каждым часом отсутствия Генриха.

И пока двор неспешно продвигался от Лотарингии к Парижу, герцог Алансонский решительно потребовал назначить его генерал-лейтенантом. Карл IX, только-только оправившийся от ветрянки, нисколько не был расположен потакать ему и решительно отказал.

Придя в ярость, герцог Алансонский снова вступает в заговор с Бурбонами. Втроем они решают скрыться в Седане, вотчине своего друга герцога Буйонского, и под угрозой гражданской войны заставить короля переменить решение. К несчастью, король Наваррский не подозревал об измене своей жены и, по-прежнему считая ее своей союзницей, посвятил ее в детали заговора. Маргарита тут же предупредила Екатерину, и та приняла меры.

Маргарита была исполнена решимости блюсти интересы героя Монконтура. В Сен-Жермене, где двор расположился в декабре, у нее не было недостатка в поклонниках. Даже сам герцог Алансонский сделал своей сестре полулюбовное признание, умоляя ее о снисхождении. Тронутая Марго ответила ему обтекаемыми фразами, ничем себя не связывая. Этот жалкий соперник никак не мог сравниться с Генрихом – однако появился другой, более неотразимый.

Ла Моль был очарован молодой королевой. Он отправляется к Руджери и просит призвать на помощь его любовной страсти магию. Астролог вылепил из воска фигурку, у которой на голове была корона, и пронзил ее золотой иглой на месте сердца. Теперь, уверенный в скорой победе, Ла Моль мог перейти в наступление. Покинутая своим мужем, Маргарита откровенно скучала. Она была из тех женщин, что любой свой каприз принимают за вечное чувство. Тут же были позабыты Гиз и Генрих – теперь ее божеством стал Ла Моль. И одновременно она вернулась в политический лагерь своего мужа и герцога Алансонского. Поняв это, Екатерина испугалась. Однажды ночью она даже попробовала подстроить убийство Ла Моля в одном из переходов дворца, но фаворит разгадал ловушку.

А вскоре с королем случился странный приступ, во время которого он потерял много крови, выходившей прямо через поры кожи. Это всех насторожило. Заговорили об отравлении, протестанты считали, что это проявление гнева небес и тут же принялись готовить новую войну. И в ночь с 23 на 24 февраля Лануе, снова перешедший в кальвинизм, поднимает восстание в Ла-Рошели, а Монтгомери высаживается в Котентене во главе английских наемников.

К мятежникам 10 марта должны были присоединиться и принцы. Но неожиданно была обнаружена их охрана, которая должна была сопровождать принцев в дороге, и герцог Алансонский, охваченный паникой, сам побежал с доносом к матери. Екатерину охватывает ужас, она стаскивает умирающего короля с кровати и вывозит весь двор в Венсеннский лес, в замок, где можно было выдержать любую осаду.

Карл IX, постоянно терявший большое количество крови, умирал. Для того чтобы герцогу Алансонскому удалось перехватить у Генриха корону, требовалось в первую очередь воспрепятствовать регентству королевы-матери. И поползли слухи… Ее открыто обвиняли в том, что она отравила своего сына. Протестанты и умеренные католики соревнуются в клевете.

Распадется ли французское королевство? Протестанты мечтают об отделении. Их ассамблея 16 декабря 1573 года разработала проект конституции, о котором вспомнят в 1789 году. Все западные провинции находятся под властью Лануе, вся Нормандия – у Монтгомери.

В Нидерландах Лудовик Нассау был разбит и убит испанцами, которые нашли в его бумагах достаточно улик, чтобы объявить войну Франции. Стране угрожало иностранное вторжение. Даже при дворе англичане готовят дворцовый переворот в пользу герцога Алансонского.

Королева-мать по своему обыкновению противостояла всем. Герцога Алансонского и короля Наваррского остановили, а их приближенных бросили в тюрьму. У Руджери обнаружили ту самую восковую фигурку с короной на голове и иглой в сердце, в которой заподозрили короля. Обвиненные в покушении на его величество, де Ла Моль и его друг Кокконас после жестоких пыток были казнены на Гревской площади. Ко всеобщему возмущению, Маргарита облачилась в траур по своему возлюбленному и сама похоронила его голову.

И только один Конде, находящийся в Пикардии, сумел избежать неприятностей. Получив известия о начале гонений на гугенотов, он перешел границу и нашел убежище в Германии, где отрекся от католичества.

А в это время армия под командованием маршала Матиньона окружила Монтгомери в Домфроне и после трех недель осады взяла его в плен, к огромной радости безутешной вдовы Генриха II. Когда Екатерина сообщила это известие Карлу IX, тот, весь в окровавленных повязках, лишь прошептал: «Ничто земное меня больше не интересует». Однако как бы там ни было, королева-мать парализовала действия заговорщиков, победила протестантов, несколько припугнув Филиппа II и Елизавету. Вся власть теперь сосредоточилась в ее руках, что в данный момент было особенно важно.

За тысячи лье от Парижа, в своем мрачном дворце в Кракове Генрих жадно следил за всеми этими событиями, впадая то в бешенство, то в безудержную радость.

Бывали дни, когда он отсылал в Париж по двадцать четыре письма. А тем временем в провинции начались волнения, и двор больше не получал оттуда денег. Это была первая месть поляков, раздраженных и униженных тем, что их предал – как им казалось – тот, кого они сами выбрали.