Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа

Как-то к Генриху III в Шартр явилась делегация из двенадцати советников парижского парламента, направленная к нему королевой-матерью, которая теперь уже открыто поддерживала герцога де Гиза. Аудиенция у короля была краткой: Генрих посоветовал им оставаться в Париже и выносить здравомыслящие решения.

Подобный демарш до крайности разгневал Филиппа II, с которым непогода сыграла злую шутку: из-за поднявшегося ветра Армада не могла отплыть от иберийских берегов. Испанский монарх не без оснований предполагал, что герцог де Гиз стремится избавиться от его деспотичного покровительства. Посол Мендоса настаивал, чтобы Гиз помог Филиппу II овладеть Булонью. По счастью, д’Эпернон еще находился в Нормандии – предупрежденный Николя Пуленом, он тут же направляется в Булонь, где приказывает запереть все городские ворота, подготовить артиллерийские орудия к бою, и раздает жителям оружие. Когда у стен города появилась армия под предводительством д’Омаля, брата герцога де Гиза, она была встречена пушечными выстрелами – попытка Испании в очередной раз потерпела неудачу.

Этот успех воодушевил Генриха III. Несмотря на отсутствие поддержки со стороны партии Политиков, он отказывается от предложенного королевой-матерью соглашения, после чего она остается, как в 1576 и в 1585 годах, в полном одиночестве.

Положение герцога де Гиза было очень непростым: если ему не удастся найти общий язык с законной властью, он должен будет примириться с неизбежностью революции и положиться на волю испанского монарха. Но мысль о революции была отвратительна его душе феодала, а более тесный союз с Испанией внушал Гизу ужас. Да и в поддержке парижан он не был до конца уверен: городской парламент в большинстве своем хранил верность королю. Пытаясь склонить на свою сторону Ашиля де Арле, председателя парламента, Гиз услышал в ответ: «Мне больно видеть, монсеньор, как подданный предает своего господина. Что до меня, то душа моя принадлежит Господу, сердце – моему королю, а тело находится в руках недобрых людей. Пусть же сбудется то, что суждено».

И пока парижский муниципалитет делал все возможное, чтобы лишить верных королю членов городского парламента их полномочий, зрело недовольство действиями Католической Лиги.

Тем временем ветер на Атлантике переменился, а вместе с ним изменился курс европейской политики. Благословленная папой римским, но проклятая Богом, Армада быстро разрезала волны, приближаясь, как неотвратимый рок. Франция ужасалась, видя, как вдоль ее побережья движутся грозные и величественные корабли.

Без денег, без армии, вдали от самых верных своих соратников, Генрих III страдал от своей беспомощности перед этими грозными плавающими крепостями, воплощением деспотизма и инквизиции. Королева-мать, поддерживаемая членами королевского совета Шаверни, Пинаром и Вильеруа, каждый день слала к королю гонцов, настаивая на необходимости заключения союза с Гизом; в противном случае она предрекала Генриху потерю власти и захват страны испанским монархом. Если Филипп II покорит Францию, власть в стране получат непримиримые католики. Если же с Католической Лигой будет заключен союз, и она обратится к королю за помощью, то руки у короля будут развязаны для проведения собственной политики.

Загнанный в угол этими коварными советами, Генрих перестал с ясностью различать, в чем состоит его долг. Армада курсировала вдоль побережья Бретани и Нормандии, и король полагал, что в такой момент высшие интересы государства требуют от него смирения; в противном случае неизбежно испанское вторжение, последствия которого могут быть гибельны для Франции. И Вильеруа был отправлен в Париж с сообщением о капитуляции своего господина.

Согласно Соглашению о союзе (от 21 июля), которое было составлено Гизом и Екатериной, Католическая Лига отказывалась (или делала вид, что отказывается) от заключения каких бы то ни было союзов с иностранными государствами, за что получила официальное признание во Франции. Король принимал на себя обязательство созвать Генеральные штаты; соглашался с решениями Тридентского Собора; отказывал принцам крови, исповедовавшим протестантизм, в праве наследовать корону; признавал кардинала Бурбонского своим ближайшим родственником; предоставлял католикам право иметь шесть городов-крепостей; высылал д’Эпернона. По этому Соглашению герцог де Гиз получал звание генерал-лейтенанта, его брат становился кардиналом в Авиньоне, герцог д’Омаль – губернатором Лиона, Менвиль, вдохновитель Католической Лиги, – членом королевского совета; Майен получал под свое командование армию.

Королю больше нечего было отдавать – Екатерина могла радоваться одержанной победе.

Армада бросила якорь напротив острова Уайт 28 июля. Полсотни легких кораблей, которыми командовали прославленные военные разведчики капитаны Дрейк и Фобишер, находившиеся под началом лорда адмирала Говарда, преградили им путь в английские воды – испанцам хватило бы двух часов, чтобы справиться с военно-морскими силами англичан, с большой поспешностью собранными возле Тилбери. Филипп II и Елизавета Английская обменялись посланиями с предупреждениями о необходимости соблюдать благоразумие. Испанский адмирал Медина-Сидониа не намеревался начинать никаких военных действий, пока не погрузит на корабли армию Фарнезе. Но Дрейк и Фобишер забыли о полученных указаниях.

После разведки, проведенной 30 июля этими бесстрашными капитанами, стало ясно, что испанские плавучие крепости можно победить, только взяв их на абордаж, и двинулись к Армаде на всех парусах. Англичане подошли так близко, что оказались вне досягаемости испанских пушек, ядра которых падали в воду. Легкие маневренные английские корабли, уклоняясь от выстрелов испанских орудий, почти безнаказанно обстреливали плавучие испанские крепости. В этот день адмирал Медина-Сидониа потерял три корабля и около тысячи человек.

Англичане повторили атаку 2 августа. Из-за своих внушительных размеров испанские военные корабли оказались уязвимы для англичан, как буйвол для ос. Армада была вынуждена сняться с якоря и отправиться в Дюнкерк, где Фарнезе получил приказ погрузить свою армию на корабли Армады.

Однако Дрейк не намерен упускать из рук такую возможность. И в ночь с 7 на 8 августа он, набив до отказа порохом трюмы десяти старых шхун, проводит их в расположение Армады и там взрывает. Взрыв был чудовищным – огонь охватил пятьдесят кораблей Армады, с адским грохотом рушились мачты, обезумевшие от ужаса солдаты бросались в воду прямо в доспехах и тут же шли на дно под их тяжестью. Наконец корабли смогли сняться с якоря и ушли в открытое море. Англичане палили им вслед из пушек и, пользуясь всеобщей паникой, потопили несколько кораблей.